Я холодею.
– Что?
Но она не отвечает. Голыми ногами она подтягивает к себе одеяло, забирается под него и уютно устраивается на боку.
Через мгновение она засыпает.
Выключая свет, я борюсь с тревогой. Она сломана? В каком смысле, черт побери?
Хмурясь, я выхожу из спальни и тихо закрываю за собой дверь. Загадочные слова Ханны продолжают звучать в голове, но возможности поразмыслить над ними нет, потому что встретившиеся внизу Логан и Дин тащат меня на кухню, чтобы выпить.
– Это же его день рождения, болван, – говорит Логан, когда я отказываюсь. – Ты обязан выпить хоть рюмку.
Я сдаюсь. Мы втроем чокаемся и залпом выпиваем. Виски обжигает горло и согревает желудок, и я радостно приветствую легкий хмель, растекающийся по телу. Весь вечер я был… трезв. Потом дурацкая песня. Потом слезы Ханны. И те странные, сбивающие с толку чувства, что она вызывает во мне.
Я раздражен и на нервах, и когда Логан наливает мне новую порцию, я не возражаю.
После третьей рюмки я уже не думаю о всей этой путанице.
После четвертой я вообще не думаю.
* * *
В половине третьего ночи я наконец затаскиваю свою пьяную задницу наверх. Веселье выдохлось. Остались только «хоккейные зайки» Дина, они лежат с ним на диване, образуя клубок голых рук и ног. Проходя по кухне, я замечаю, что Такер спит сидя, обняв пустую пивную бутылку. Логан уже скрылся в своей спальне с симпатичной брюнеткой, и, проходя мимо его двери, я слышу стоны и вскрики, которые свидетельствуют об очень бурном действии.
Я захожу в свою комнату и жду, когда глаза привыкнут к темноте, а потом смотрю на свернувшуюся клубочком Ханну. У меня нет сил чистить зубы или проводить антипохмельные мероприятия – я просто раздеваюсь до боксеров и ложусь с ней рядом.
Устраиваясь поудобнее, я веду себя как можно тише, но мое шуршание все равно беспокоит Ханну. Она тихо стонет, перекатывается на другой бок, и на мою голую грудь ложится теплая рука.
Я напрягаюсь. Вернее, напрягается только моя грудная клетка. А ниже я вял и мягок, как пудинг. Вот так пять рюмок подействовали на мой член. Господи. Я и алкоголь действительно несовместимы.
Даже если бы я и хотел воспользоваться беспамятством Ханны, у меня бы все равно ничего не получилось. Эта мысль вызвала у меня отвращение – ведь я и так не воспользовался бы ее состоянием. Я бы оторвал себе член, но не стал бы брать ее силой.
Вероятно, сегодня ночью в этой постели находится только один человек с благими намерениями.
У меня бешено стучит сердце, когда она касается губами моего плеча.
– Ханна… – предупреждаю я ее.
Наступает тишина. В глубине души я молюсь, чтобы Ханна заснула, но она разбивает вдребезги мою надежду, бормоча:
– М-м? – Ее голос хриплый и очень сексуальный.
– Что ты делаешь? – шепчу я.
Ее губы перемещаются с моего плеча на шею, а потом ей удается найти на моем теле такое местечко, от прикосновения к которому жар в одном мгновение перемещается к яйцам. Боже. Может, мой член и неработоспособен, но это не значит, что я не могу испытывать возбуждения. Хотя нет таких слов, чтобы описать, что со мной происходит, когда Ханна жадными губами исследует мою шею.
Я пытаюсь остановить ее, придерживая за плечо.
– Ты же этого не хочешь.
– Не-а, ошибаешься. Очень хочу.
Мне не удается сдержать стон, когда она забирается на меня и обхватывает упругими бедрами. Она наклоняется вперед, и ее волосы ниспадают вниз, щекоча мне ключицы.
Мое сердце срывается в сумасшедший галоп.
– Прекрати сопротивляться, – говорит мне Ханна.
И целует меня.
О, черт.
Надо ее остановить. На самом деле надо. Но она теплая и уютная, и от нее так приятно пахнет, что у меня путаются мысли. Я чувствую на губах ее губы и с жадностью отвечаю на поцелуй, обнимая ее и поглаживая по попке. Ее губы сохранили привкус пина-колады, и она издает совершенно потрясающие, возбуждающие меня звуки, атакуя мой язык с таким ожесточением, будто не может насытиться.
– Ханна, – с трудом выговариваю я, – нельзя.
Она облизывает мою нижнюю губу, потом довольно сильно прикусывает ее. Черт. Черт, черт, черт. Нужно срочно остановить мой «скорый» желания, пока он не прошел точку невозврата.
– Какое у тебя красивое тело, – выдыхает она и трется грудью о мою грудь, я даже сквозь майку чувствую ее соски.
Мне хочется сорвать с нее эту проклятую майку. Я хочу вобрать в рот эти торчащие соски и сосать их и сосать. Но не могу. И не буду.
– Нет. – Я запустил руку в ее волосы, накрутив их на пальцы. – Нам нельзя это делать. Во всяком случае, не сегодня.
– Но я хочу, – шепчет она. – Я дико хочу тебя.
Она только что произнесла слова, которые мечтает услышать любой парень – «Я дико хочу тебя», – только она пьяна, черт побери, и я не могу этого допустить.
Она проводит языком по моему уху, и я непроизвольно изгибаюсь. О господи, как же мне хочется оказаться в ней!
Сделав над собой неимоверное усилие, я стаскиваю ее с себя. Она возмущается, но когда я нежно прикасаюсь к ее щеке, она издает счастливый вздох.
– Нам нельзя, – угрюмо говорю я. – Помнишь, ты доверилась мне, а я пообещал заботиться о тебе? Так вот, я забочусь о тебе.
В темноте я не вижу выражение на ее лице, однако по тому, как прозвучало короткое «о», понимаю, что она удивлена. Затем она снова прижимается ко мне, и я уже готов отбросить прочь все сомнения. Ханна же ограничивается тем, что уютно устраивается у меня под боком и кладет голову мне на плечо.
– Ладно. Спокойной ночи.
Ладно? Спокойной ночи?
Неужели она и в самом деле думает, что я смогу заснуть после всего, что случилось?
Но Ханна совсем не думает. Она снова заснула, и ее ровное дыхание щекочет мой сосок. Я сглатываю очередной стон, закрываю глаза и старательно игнорирую страстное желание, пылающее у меня в паху.
Проходит много-много времени, прежде чем я засыпаю.
Глава 22
Ханна
Второй раз за две недели я просыпаюсь в объятиях Гаррета Грэхема. Только на этот раз… мне здесь хорошо.
Прошлый вечер был полон всевозможных открытий. Я пила на людях и при этом не испытывала панических атак. Я поневоле смирилась с тем, что изнасилование искорежило меня сильнее, чем я предполагала.
И я решила, что Гаррет как раз может стать моим «лекарством».
Пусть моя попытка соблазнения и провалилась, однако это произошло не из-за отсутствия желания у Гаррета. Я точно знаю, какие мысли вертелись у него в мозгу: «Ханна пьяна и не отдает отчет в своих действиях».
