Мой желудок сжался.
– В каком смысле?
– В таком, что ты сама порвешь с ним.
Я изумленно таращусь на него.
– Э… нет. Извините, но нет.
– Я знал, что ты это скажешь. Не страшно. Я заставлю тебя передумать. – Он сверлит меня взглядом холодных серых глаз. – Тебе важна судьба Гаррета?
– Естественно. – Мой голос дрожит. – Я люблю его.
Я вижу, что мое признание вызывает у него раздражение. Он внимательно изучает меня, затем издевательски хмыкает.
– Я верю, что ты говоришь искренне. – Он машет на меня рукой. – Но это означает, что ты желаешь ему счастья, не так ли, Ханна? Ты хочешь, чтобы ему сопутствовал успех.
Я плохо понимаю, к чему он ведет, но знаю, что люто ненавижу его за это.
– Хочешь знать, почему до настоящего момента ему сопутствовал успех? Потому что на квитанциях за его обучение стоит моя подпись. Он учится только благодаря мне. Он покупает себе учебники и платит за свою выпивку только благодаря мне. А его машина? А страховка? Кто, по-твоему, платит за все это? А за его экипировку? Ведь этот мальчишка даже не работает – на что он, по-твоему, живет? На мои деньги.
У меня дрожат колени. Потому что теперь-то я понимаю, к чему он ведет.
– Я великодушно позволяю ему роскошествовать, потому что знаю, что наши с ним цели совпадают. Я знаю, чего он хочет достичь, и знаю, что он способен этого достичь. – У него на скулах перекатываются желваки. – Но на нашем пути появился «лежачий полицейский», не так ли? – Он многозначительно смотрит на меня. Да, «лежачий полицейский» – это я. – Итак, вот что будет дальше. – Его голос звучит обманчиво любезно. Гаррет прав. Этот человек действительно чудовище. – Ты порвешь с моим сыном. Ты больше не будешь встречаться с ним, и вы не останетесь друзьями. Это будет полнейший разрыв без каких-либо контактов. Поняла?
– А если нет? – шепчу я, потому что мне надо услышать от него ответ.
– А если нет, я обрежу мальчишке все финансирование. – Он пожимает плечами. – Пока учеба, учебники, машины и вкусная еда. Ты этого хочешь, Ханна?
В голову тут же приходит идея о сверхурочных, я быстро просчитываю другие варианты. Я не позволю какому-то негодяю шантажом вынуждать меня порвать с Гарретом, тем более когда у нас точно есть другие решения.
Но я недооценила Фила Грэхема: оказывается он не только подонок, но и умеет читать чужие мысли.
– Ты прикидываешь, что будет, если ты скажешь «нет»? – говорит он. – Ищешь способ остаться с Гарретом, и чтобы он не потерял то, ради чего так напряженно работал? – Мужчина хмыкает. – Ну, давай прикинем, а? Он может подать заявление на финансовую помощь.
Я мысленно костерю его за то, что он излагает именно то, что пришло мне в голову.
– Но он не имеет права на финансовую помощь. – У Грэхема такой вид, будто ему дико весело. – Когда у семьи такой доход, как у нас, учебное заведение не выдает деньги. Поверь мне, Ханна, Гаррет уже подавал. Брайар тут же отклонил его заявление.
Черт.
– Банковский заем? – Отец Гаррета пожимает плечами. – Ну, вряд ли его одобрят, когда у человека нет кредитной истории или каких-нибудь активов.
Я лихорадочно соображаю. Наверняка у Гаррета есть возможность получить кредит. Наверняка у него есть какой-нибудь источник доходов. Он говорил мне, что работает летом.
Однако мистер Грэхем, как снайпер, отстреливает каждую мысль, что появляется у меня в голове.
– За работу на стройке ему платят налом. Какая жалость, да? Никаких ведомостей, никаких сведений о доходе, да и уровень обеспеченности не подходит для того, чтобы Брайар оказал помощь. – Он цокает языком, и я едва не бью его по физионосии. – И с чем же мы остаемся? Ах да, есть еще один вариант. Мой сын найдет работу и будет сам оплачивать собственное образование и прочие расходы.
Да, эта идея тоже приходила мне в голову.
– А ты знаешь, сколько стоит образование в Лиге плюща? Думаешь, при неполном рабочем дне у него хватит денег для этого? Возможно, он сможет посещать занятия, а вот хоккей придется бросить, так? И что, он будет рад этому? – От его улыбки я холодею. – Или, допустим, он сможет все совместить – работу на полный день, учебу и хоккей… но на тебя, Ханна, у него совсем не останется времени.
А это то, чего он и добивается.
У меня ощущение, что меня сейчас вырвет. Я знаю, что отец Гаррета не блефует. Он действительно обрежет Гаррету все финансирование, если я не подчинюсь ему.
А еще я знаю, что если бы Гаррет проведал об отцовских угрозах, он послал бы того куда подальше. Между деньгами и мной он выбрал бы меня, но от этого мне еще хуже, потому что мистер Грэхем прав. Гаррету придется либо бросить учебу, либо работать как проклятому, но в обоих случаях ему придется оставить хоккей, для хоккея времени просто не останется. А я хочу, чтобы он занимался хоккеем, черт побери. Это же его мечта.
Мой мозг продолжает работать.
Если я порву с Гарретом, мистер Грэхем победит.
Если я не порву с Гарретом, мистер Грэхем все равно победит.
На глаза наворачиваются слезы.
– Он же ваш сын… – Я всхлипываю. – Как можно быть таким жестоким?
У него скучающий вид.
– Я не жестокий. Я просто практичный. В отличие от некоторых мои приоритеты четко выстроены. Я инвестировал много времени и денег в этого мальчишку и отказываюсь смириться с тем, что все результаты тяжелой работы пропадут втуне из-за какой-то однокурсницы, которая раздвигает перед ним ноги.
Меня передергивает от отвращения.
– Выполни что я сказал, Ханна, – требует он. – Я серьезно, и не испытывай меня, черт побери, имей в виду, я не блефую. – Он буравит меня своим ледяным взглядом. – Я похож на тех, кто блефует?
Я через силу качаю головой.
– Нет. Не похожи.
Глава 40
Гаррет
Ханна уже несколько дней избегает меня. Отговаривается тем, что якобы занята. Да, у нее учеба и репетиции, но она училась и репетировала с того момента, как мы стали встречаться, однако это не мешало ей заезжать ко мне ненадолго, чтобы поужинать, или болтать со мной по телефону перед сном.
Следовательно, она меня избегает.
Мне не надо состоять в Менсе
[52]
, чтобы понять: все дело в моей драке с Делани. Другой причины я найти не могу. Ханну я не виню. Зря я ударил того парня. И тем более не надо было этого делать на стадионе на глазах у сотен свидетелей.
Но мысль, что она, возможно… ну, не знаю… теперь боится меня…
Эта мысль меня убивает.
Я прихожу в ее общежитие без предупреждения, потому что уверен, что если бы я написал ей сообщение, она бы придумала какую-нибудь отговорку, сказав, что очень занята. Я знаю, что она дома, так как выставил себя в самом жалком свете на земле, написав Элли эсэмэску с просьбой выяснить это, а потом выставил себя полнейшим идиотом на земле, заявив Элли, будто бы хочу сделать Ханне сюрприз, и выклянчив у нее обещание, что она сохранит все в тайне.
