Не знаю, купилась ли Элли на это. Я в том смысле, что в какой-нибудь задушевной беседе Ханна вполне могла рассказать своей ближайшей подруге, что ее так донимает, и та просто не стала бы мне помогать.
Как я и ожидал, Ханна совсем не рада моему приходу. Однако она и не возмущена. В замешательство меня приводит сожаление, отражающееся в ее глазах.
Черт.
– Привет, – бурчу я.
– Привет. – Она сглатывает. – Что ты здесь делаешь?
Наверное, я мог бы делать вид, будто все хорошо, будто я проходил мимо и решил заглянуть к своей любимой девушке, но наши с Ханной отношения построены на другом. Мы с ней никогда не ходили вокруг да около, всегда говорили правду напрямик, и сейчас я не собираюсь изменять этому правилу.
– Я хотел выяснить, почему моя девушка избегает меня.
Она вздыхает.
И все. Вздох. За четыре дня ноль физического контакта и минимальное количество эсэмэсок, а я на свой прямой вопрос получаю лишь вздох.
– Да что происходит, черт побери? – раздраженно говорю я.
Она колеблется, ее взгляд мечется к закрытой двери в комнату Элли.
– Давай поговорим в моей комнате.
– Давай, если только у нас получится поговорить, – сердито бросаю я.
Мы проходим в ее спальню, и Ханна закрывает дверь. Когда она поворачивается ко мне лицом, я уже точно знаю, что она сейчас скажет.
– Прости, что вела себя так глупо. Я очень много думала…
Господи. Она порывает со мной. Потому что, если предложение начинается словами «я очень много думала», то оно обязательно заканчивается «и пришла к выводу, что нам больше не стоит встречаться».
Ханна на одном дыхании выпаливает:
– Я пришла к выводу, что нам больше не стоит встречаться.
Хотя я и ожидаю этих слов, они все равно обрушиваются на меня, как смерч, и причиняют острую боль.
Увидев, с каким выражением я смотрю на нее, Ханна поспешно продолжает:
– Просто… события развиваются слишком быстро, Гаррет. Всего два месяца, а мы ускакали далеко вперед от конфетно-букетного этапа. Для меня все это очень неожиданно, и… – Выглядит она измученной, голос звучит безжизненно.
Я опустошен.
Я чувствую во рту привкус горечи.
– А можно объяснить, что ты на самом деле имеешь в виду?
Ханна хмурится.
– Что?
– Ты сказала, что не ненавидишь меня за то, что я сорвался с Делани, но расстаешься со мной именно из-за этого, да? Я напугал тебя. Ты увидела во мне пещерного дикаря, который не может контролировать свою ярость, верно?
От изумления у нее расширяются глаза.
– Нет, естественно, нет.
Убежденность, звучащая в ее словах, заставляет меня усомниться в правильности своих догадок. Я всегда читал Ханну как открытую книгу, и сейчас, вглядываясь в ее лицо, я не вижу ни малейших намеков на то, что она лжет мне. Но… дьявол. Если она не злится на меня за Делани, тогда из-за чего весь сыр-бор?
– Мы слишком спешим, – повторяет девушка. – В этом все дело.
– Замечательно, – напряженно произношу я. – Тогда давай продвигаться вперед медленно. Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы мы виделись раз в неделю? Перестали ночевать друг у друга? Ты этого хочешь?
Я думал, что сильнее сердце болеть не может, но понимаю, что ошибался, когда она вонзает в него еще один нож:
– Я хочу, чтобы мы встречались и с другими.
Я молча таращусь на нее. Я молчу, потому что боюсь того, что может слететь с моих губ.
– В том смысле, что до тебя, Гаррет, у меня были серьезные отношения только с одним парнем. Как мне понять, что такое любовь? А что, если в жизни появится кто-то еще… что-то лучше…
Господь Всемогущий. Она все глубже и глубже всаживает нож, да еще и поворачивает его.
– Ведь колледж существует для того, чтобы человек мог изучить варианты, правда? – Она говорит так быстро, что я с трудом поспеваю за ней. – Предполагается, что я буду знакомиться с парнями, ходить на свидания и выяснять, кто я такая, в общем, все в таком роде. Во всяком случае, этим я и собираюсь заниматься ближайший год. Я не рассчитывала, что мы с тобой будем вместе, и я точно не рассчитывала, что мы так быстро перейдем к серьезным отношениям. – Ханна с беспомощным видом пожимает плечами. – Я запуталась, понимаешь? И мне сейчас нужно время, чтобы… в общем… подумать, – вяло добавляет она.
Я кусаю свою щеку до тех пор, пока не чувствую привкус крови во рту. Затем я делаю глубокий вздох и складываю руки на груди.
– Ладно, тогда я выскажусь напрямик – поправь меня, если я где-то ошибусь. Ты влюбилась в меня, но не рассчитывала на это, и теперь хочешь встречаться и трахаться с другими парнями – извини, ты хочешь выяснить, так, на всякий случай, а вдруг кто-то окажется лучше меня.
Она опускает голову.
– Ты это имеешь в виду? – Мой голос настолько холоден, что им можно заморозить все, что южнее экватора.
После долгого-долгого молчания Ханна поднимает голову.
И кивает.
Уверен, она услышала громкий треск в моей груди, когда мое сердце лопнуло, как упавший арбуз. Господь свидетель, она единственная виновата в этом.
Где-то в глубинах сознания тихонько звучит внутренний голос: «Все это неправда».
Хватит морочить себе голову, дурак. Во всем этом нет никакой «правды».
– Я ухожу. – Я даже удивлен, что мои парализованные голосовые связки позволяют издавать какие-то звуки. Но меня совсем не удивляет неприкрытый гнев в тоне. – Потому что мне, если честно, противно смотреть на тебя.
Она тихо, едва слышно охает. Но опять не произносит ни слова.
Я иду к двери, опасаясь, что мозг, сердце и двигательные функции сейчас отключатся. Однако мне все же удается добраться до порога.
– Знаешь что, Уэллси? – Наши взгляды встречаются, и губы Ханны дрожат, как будто она сдерживает слезы. – Для человека, который мнит себя сильным, ты самый настоящий трус.
* * *
Алкоголь. Мне нужен алкоголь, черт побери.
Но в холодильнике алкоголя нет.
Я взлетаю по лестнице, перескакивая через две ступеньки, и без стука врываюсь в комнату Логана. К счастью, он не трахает никакую «хоккейную зайку». Хотя если бы я прервал процесс, мне всего равно было бы до лампочки. Передо мной стоит цель, и эта цель – гардеробная Логана.
– Что ты делаешь, черт побери? – возмущается он, когда я распахиваю дверцу гардеробной и тянусь к верхней полке.
– Беру твой виски.
– Зачем?
Зачем? А правда, зачем?
Наверное, затем, что в груди такое ощущение, будто ее много лет изнутри полосовали опасной бритвой. А потом взяли эту бритву, воткнули в дыхательное горло и искромсали внутренности. А затем, словно этого было мало, вырвали сердце и швырнули на лед, и по нему проехалась вся команда.
