К счастью, сейчас мне не надо заморачиваться об этом. Я получила передышку, так как следующие три недели проведу с семьей.
Я сажусь в самолет и впервые с того мгновения, когда папаша Гаррета выдвинул свой ультиматум, вздыхаю свободно.
* * *
Встреча с родителями подействовала на меня как лекарство. Не поймите меня неправильно, я непрерывно думаю о Гаррете, но гораздо проще отвлекаться от сердечной боли, когда печешь рождественское печенье с папой или бродишь по магазинам с мамой и тетей.
На второй вечер я рассказала маме о Гаррете. Вернее, она все вытянула из меня, когда я мыла пол в комнате. Она сказала, что я похожа на бродяжку, выползшую из-под моста, загнала меня в душ, а потом заставила привести в порядок волосы. Вот тогда я и раскололась, и мама тут же приступила к операции «Праздничное настроение». Другими словами, она по самую макушку загрузила меня предпраздничными хлопотами, и я люблю ее за это.
Меня совсем не радует перспектива возвращаться в Брайар через три дня, потому что там Гаррет наверняка планирует собственную, отнюдь не тайную операцию «Вынудим Ханну признаться во вранье». Я точно знаю, что он хочет вернуть меня.
Еще я знаю, что особых усилий ему для этого не потребуется. Ему достаточно будет посмотреть на меня своими прекрасными серыми глазами, улыбнуться своей фирменной улыбкой, и я сломаюсь, разрыдаюсь, брошусь ему на шею и все расскажу.
Я скучаю по нему.
– Эй, солнышко, ты будешь вместе с нами смотреть, как спускается новогодний шар? – Мама с миской попкорна в руке появляется в дверном проеме, и, глядя на нее, я вспоминаю, как я впервые ночевала у Гаррета, когда мы ели попкорн и смотрели телевизор.
– Да, сейчас спущусь, – отвечаю я. – Только надену что-нибудь удобное.
Она уходит, а я поднимаюсь с кровати, лезу в чемодан, чтобы найти какие-нибудь штаны для йоги, достаю мягкие, хлопчатобумажные брюки и надеваю их вместо обтягивающих джинсов, потом спускаюсь в гостиную, где на угловых диванах расположились родители, мои тетя с дядей и их друзья, Билл и Сьюзан.
Я встречаю Новый год в компании трех пар среднего возраста.
Веселуха.
– Ах, Ханна, – громогласно заявляет Сьюзан, – твоя мама как раз рассказывала нам, что ты выиграла престижную студенческую премию.
Я чувствую, что краснею.
– Насчет престижной не уверена. В том смысле, что ее присуждают каждый год на зимнем и весеннем конкурсах. Ну да, выиграла.
«Вот тебе, Кэсс Донован», – кричит сидящий во мне самодовольный монстр.
Я не собиралась возвращаться в зал после той встречи с Гарретом, но Фиона отловила меня и буквально силком втащила на сцену. О да, не буду отрицать, что когда меня объявили победителем студенческого конкурса, я искренне ликовала. И я никогда не забуду перекошенное от ярости лицо Кэсса, когда он понял, что назвали не его имя.
Сейчас я богаче на пять тысяч баксов, и мои родители могут перевести дух, потому что теперь я в состоянии оплатить свое проживание и питание на грядущий семестр.
За десять минут до полуночи дядя Марк включает звук в телевизоре, тем самым вынуждая нас замолчать, и мы смотрим, как шар на Таймс-сквер медленно опускается вниз. Тетя Николь раздает всем хлопушки и розовые серпантины, а мама – конфетти. Мое семейство строго следует веяниям моды, это, конечно, глупо, но я все равно не променяла бы их ни на кого на свете.
У меня, как это ни удивительно, на глаза наворачиваются слезы, когда мы все вместе с диктором начинаем счет. Хотя, возможно, ничего удивительного в этих слезах нет, потому что едва стрелки на часах замирают на двенадцати и все кричат «С Новым годом!», я напоминаю себе, что бой часов означает не только начало нового года.
Первое января – это еще и день рождения Гаррета.
Я изо всех сил сдерживаю слезы, заставляю себя смеяться, когда папа кружит меня по комнате, а потом целует.
– С Новым годом, принцесса.
– С Новым годом, папа.
Взгляд его зеленых глаз теплеет, когда он видит грустное выражение у меня на лице.
– Послушай, ребенок, а почему бы тебе не взять телефон и не позвонить бедному мальчику? Сейчас же Новый год.
У меня отвисает челюсть, а потом я резко поворачиваюсь к маме.
– Ты ему рассказала?
У мамы хватает совести стыдливо потупиться.
– Он спросил, чем ты расстроена. Я не могла не рассказать.
Папа хмыкает.
– Ох, не осуждай маму, Хан. Я обо всем сам догадался. Ты была такая печальная, и я сразу понял, что без молодого человека тут не обошлось. Иди поздравь его с Новым годом. Если сейчас не поздравишь, потом будешь жалеть.
Я вздыхаю. Но знаю, что он прав.
Мое сердце бешено стучит, когда я быстро поднимаюсь наверх. С трудом вылавливаю из сумки телефон и замираю в сомнениях: нет, это не хорошая идея. Мы с ним расстались. Предполагается, что я встречаюсь с другими парнями и все в таком роде.
Но сегодня у него день рождения.
Я судорожно выдыхаю и звоню.
Гаррет отвечает после первого гудка. Я ожидаю услышать на заднем фоне шум. Голоса, смех, пьяные крики. Но там тихо, как в церкви.
– С Новым годом, Ханна, – доносится до меня его хриплый голос.
– С днем рождения, Гаррет.
Повисает коротенькая пауза.
– Ты не забыла.
Я моргаю сквозь слезы.
– Естественно, нет.
Мне так много хочется сказать ему. Я люблю тебя. Я скучаю по тебе. Я ненавижу твоего отца. Но я подавляю желание и ничего не говорю.
– Как свидания? – бодро спрашивает он.
У меня сводит желудок.
– Гм… замечательно.
– Да? Много наисследовала? Тщательно изучила, что такое любовь?
В его тоне звучит насмешка, но и одновременно ирония. И даже самодовольство.
– Ага, – легко отвечаю я.
– И со сколькими же парнями ты встречалась?
– С несколькими.
– Потрясающе. Надеюсь, они хорошо с тобой обращались. В том смысле, открывали перед тобой дверь, бросали свои куртки на асфальт, чтобы ты могла перейти лужу, ну, и все в таком роде.
Господи, какой же он болван. Я люблю его.
– Не переживай, они были настоящими рыцарями, – заверяю я его. – Я оттянулась по полной.
– Рад слышать. – Гаррет замолкает. – Увидимся через несколько дней. Ты сама мне все расскажешь.
Он отключается, а я чертыхаюсь себе под нос.
Проклятье. Ну зачем он так? Неужели нельзя просто принять, что между нами все кончено, и сосредоточиться на своей дурацкой хоккейной команде?
