Зорчиха первой спустилась с лестницы в просторные нижние сени, Прямислава и Крестя за ней. Внизу и впрямь толпились незнакомые отроки, приехавшие с «Сухманом Одихмантьевичем». Осторожно выглядывая из-за полушубка, Прямислава еще раз убедилась, что говорят все по-русски и что больше тут нет ни одного половецкого лица.
Они прошли через сени, своей ношей расталкивая приезжих; кто-то со смехом хватал девушек за руки, желая получше разглядеть, но Зорчиха охраняла их, грозно покрикивая, Мирон суетился, а навстречу им уже торопилась Прибавка с челядинками, несшими наверх новые перины и одеяла. Увидев трех женщин на лестнице, она окинула их быстрым взглядом и посмотрела, куда Мирон ведет своих подопечных.
Сотник благополучно вывел девушек и няньку во двор, а там затолкал в клеть, дверь которой располагалась чуть в стороне от крыльца. Внутри не было никого из чужих, только дворовая челядь, и Прямислава с облегчением бросила полушубок прямо на земляной пол. Она чувствовала себя до крайности глупо, переряженная и нагруженная какой-то дрянью. Челядь, толком не знавшая, кто эти две девушки из терема, смотрела на них с изумлением, зато Мирон остался доволен.
– Вот и слава богу! – приговаривал он. – Вот тут и побудьте. Калина, друг дорогой, устрой девицам на ночь лежаночки поуютнее, они у нас нежненькие, на сене спать не привыкли. Дай им какое-нибудь дело в руки, а то, не дай бог, кто из этих зайдет, а они так сидят.
Какая-то старуха принесла большое решето гороха и поставила перед Прямиславой. Та посмотрела на него и сердито вздохнула. Спасибо, что их еще не посадили за каменный жернов!
Поначалу никто их не тревожил, челядь занималась своими делами. Прямислава пробовала расспрашивать о войске, пришедшем в село, но толком рассказать никто ничего не мог.
– Слышь, вроде перемышльские! – Один холоп повел головой и оправил на себе некрашеную, криво сшитую рубаху.
– Куда же они едут?
– А леший их знает!
– Но что-то они говорят?
– Да какой леший их слушал? Что нам, другого дела нет?
Прямислава досадливо вздохнула: что взять с глупого холопа?
Надо же – Перемышль! Ростиславичи и Мономашичи в последние годы то воевали, то мирились, но, возможно, Юрий в Турове им выгоднее, чем Вячеслав. Однако если «Сухман Одихмантьевич» идет на помощь ее мужу, то почему Мирон так обеспокоился, почему находит нужным ее прятать?
Но, судя по тому, что войско из Перемышля дошло до Припяти, владимирский князь Андрей его через свои земли пропустил. Но не мог же он держать руку Юрия Ярославича, противника его родного брата! Так что же все это означает?
Начало темнеть, перемышльцы устраивались на ночлег. Ростислав успел уже побывать в отвоеванных горницах и, конечно, никого там не нашел, кроме старухи, взбивавшей перины.
– Вниз, в клеть их увели и в холопок перерядили! – шепнула ему тайком Прибава. – Сама видела! В клети они. Она, княгиня, и при ней бабка и девка.
Ростислав кивнул: любопытство разбирало его все сильнее.
– А что это у вас в селе одни клюшки дряхлые? – спросил он за ужином, глядя, как челядинки, бабы в годах, расставляют на столе миски с капустой и режут караваи. – Неужели моложе ни одной нет?
– Ну… всякие водятся… – неуверенно ответил тиун Калина, понимавший, что в такой толпе мужчин рано или поздно кто-нибудь непременно спросит о девках.
Ой, вы девки, наши девушки!
Вас немало было сеяно,
Да и много уродилося! —
пропел Мировлад, в любой поход возивший с собой гусли.
– Нашел бы ты нам хоть парочку, чтоб угощали! – под общий смех продолжал Ростислав. – Помоложе, покрасивее. А то прислал каких-то медведиц – как пройдет, боком заденет, так все с ног валятся!
Тиун пожал плечами и вышел. Вскоре появились две или три молодухи; у двери мелькнуло озабоченное лицо Мирона. К воротам княжьего двора Ростислав поставил дозорных, поэтому сотник не мог без его разрешения вывести двух девушек в село и боялся даже пробовать, чтобы не привлекать к ним внимания. Найдя глазами ключницу, он взглядом спросил: что это накатило на гостя? Прибава развела руками: известно, дело молодое!
– Ну как, княже, хороши наши девушки? – громко спросила она у Ростислава, взглядом намекая ему, что делать дальше.
– Хороши, да не очень! – весело ответил он. – Нет ли получше?
– Эти самые лучшие, княже! – ответил Мирон, напрасно стараясь согнать с лица озабоченность. – Краше во всем селе нет!
– Не может быть! – упрямо не верил гость. – А я мельком видел, в клети у вас еще девицы сидят. Приведи хоть посмотреть, не съедим мы их!
– Да ну что ты, княже, какие там девицы! – Мирон даже побледнел, недоумевая, каким образом гость ухитрился заглянуть в клеть, если даже не подходил к ее двери. – Старухи там одни да холопки тощие, что с них взять!
– Врешь, сотник! – смеялся Ростислав. – Не старухи, а молодые, цветики лазоревые! Лукавишь, прячешь от нас! Показывай!
– Нет там никого, померещилось тебе, княже! Провалиться мне на месте!
– Так пойдем, я тебе покажу! Горяшка, огня! – Ростислав махнул отроку и встал. – Давай, баба, показывай дорогу! – велел он Прибаве, и та пошла вперед, горестно вытаращив глаза и словно бы подчиняясь силе.
Отроки весело загомонили, запалили несколько факелов и всей толпой кинулись в сени. Мирон подался было туда же, однако его оттеснили, и ему оставалось проталкиваться в последних рядах, то ли умоляя, то ли ругаясь, но все равно его никто не слушал.
Спустившись с крыльца, Прибава подбежала к двери в клеть. С самого начала она велела мальчишке сторожить и теперь знала, что переодетую княгиню никуда перевести не успели. Ростислав спрыгнул со ступеньки и дернул за изогнутый березовый сук, заменявший дверное кольцо.
В просторной полуземляночной клети было почти темно, только две лучины тускло теплились где-то в глубине. Управившись с дневными работами, челядинцы княжьего двора, кто не требовался в гриднице, ужинали или спали.
Ростислав первым шагнул внутрь, поднял факел повыше и осветил с десяток фигур. Вот старик с длинной бородой, высокий и согнутый, как большая буква «глаголь» в начале книжной статьи, вот баба лет сорока, с красной рожей и удивленно выпученными глазами, девчонка и мальчишка, подростки… Молодая женщина с маленьким ребенком, спящим у нее на коленях, мужик с уздечкой в руке, еще старик с рваным поршнем и толстенной иглой, еще женщина с девочкой лет пяти, прижавшейся к плечу… Еще старуха, одетая просто, но почище прочих, загораживает собой кого-то…
В самый угол у печи забились две тонкие девичьи фигуры. Только они не встали, как прочие, увидев вошедших. Отблеск света упал на одну – высокую, стройную, с длинной светлой косой и большими глазами на красивом высоколобом лице. Ростислав даже факел опустил от изумления: в полутьме, освещенная пламенем девушка показалась ему необычайно красивой. Светлая, стройная, она была будто березка, вспышкой молнии выхваченная из тьмы чащи. Во всем ее облике чувствовались такое гордое достоинство, такая смелость и решительность, что он сразу понял: ключница не соврала! Раньше у него еще были сомнения, но теперь искренность Прибавы стала очевидна. Только княгиней, дочерью и женой из Рюрикова рода могла быть эта красавица.
