Убедившись, что гости никому не грозят, посадские начали понемногу, насколько позволяли узкие улицы, просачиваться с пожитками и скотиной назад, за ворота, а кибитка вслед за конной дружиной добралась до княжьего двора. Небель был небольшим, не очень богатым городком. Самые внушительные дворы, которые Прямислава успела заметить по пути, принадлежали купцам-хлебникам – просторные, обнесенные тынами, за которыми стояло по нескольку теремов, житниц со скотными дворами позади.
Прямислава то и дело поглядывала на Ростислава – и почему-то каждый раз, когда ее взгляд падал на его спину, покрытую простым бурым плащом, на черноволосую голову, которую так легко было найти в дружинном строю, по телу ее пробегала горячая и приятная волна. Гораздо больше, чем об отце и о муже, чем о родичах, с которыми ей сейчас предстояло встретиться, она думала о том, что проведет еще ночь под одной крышей с ним.
Въехав во двор, повозка остановилась – двигаться дальше ей мешали многочисленные лошади, которых еще не успели развести по конюшням. Но возле кибитки вдруг появился Ростислав и, заглянув внутрь, знаком велел им выходить. Вспомнив, кто она тут, Прямислава выскочила первой, чтобы помочь выйти Кресте. Но Ростислав, вместо того чтобы заботиться о «княгине», торопливо подхватил за талию Прямиславу и не слишком охотно убрал руки, хотя она уже вполне надежно стояла на земле. Прямиславе было и стыдно, и в то же время приятно, и, занятые друг другом, они совсем забыли про Крестю, которой помогла выйти только Зорчиха.
Наконец Ростислав вспомнил про нее и приглашающее махнул рукой:
– Пойдем, княгиня, в терем провожу!
– А ну, разойдись, дай дорогу! – орали Тешило и Горяшка, расчищая проход по двору для своего князя и его спутниц.
У высокого крыльца Ростислав взял Крестю за руку и помог подняться по ступеням. Бедная послушница, никогда в жизни не дававшая руки мужчине, дрожала и спотыкалась, от растерянности путаясь в подоле платья, для нее длинноватого.
Прямиславе и Зорчихе пришлось одолевать высокие ступени самим. Но в сенях, пропустив внутрь Крестю, Ростислав как бы случайно замешкался, и Прямиславу в общей давке почти прижали к нему. Вдруг обернувшись, он быстро обнял ее и подмигнул. Слава богу, никто ничего не заметил. Прямислава охнула, покраснела и заторопилась вслед за Крестей.
В гриднице их встретили княгиня Мстислава Святославна с двумя младшими детьми и воевода Честимир, оставленный в Небеле за старшего. Сам князь Роман со своей дружиной присоединился к войску Вячеслава туровского, когда тот проходил через Небель. Тому минуло всего три дня, и княгиня могла рассказать самые свежие новости. Она очень обрадовалась своей «родственнице», обнимала Крестю и приговаривала:
– Надо же, как выросла! А как похорошела! Правда, Размыслич, похорошела? И была-то девочка на загляденье, я тебя видела на свадьбе и тогда еще говорила князю Роману: красавица вырастет! Так и вышло! Вот Вячеслав-то обрадуется!
Прямислава поджимала губы, не в силах подавить досаду. Конечно, нельзя требовать от Романовой княгини, чтобы она узнала во взрослой девушке десятилетнюю девочку, которую видела один раз семь лет назад, но все же Прямиславе было обидно слышать эти приветствия и похвалы, предназначенные ей, а достающиеся какой-то Кресте! Но она, в конце концов, сама не захотела открывать правды, а потому приходилось терпеть. Через день-другой она будет у отца, и тогда…
Пресвятая Богородица! От этой мысли Прямислава схватилась за щеку, как будто у нее внезапно заболел зуб. А что, если отец ее тоже не узнает? И тоже будет обнимать Крестю как свою дочь? Этого нельзя допустить! Но как она при Ростиславе поменяется с Крестей?
В торговом городке хватало припасов даже в несытое весеннее время, и княгиня Мстислава устроила настоящий пир. Среди женщин сидела и Романова дочь, Любогнева. Лет тринадцати на вид, это была уже рослая, по-женски стройная девушка, – если такую выдадут замуж, никто не удивится. Она скромно сидела за столом, почти не поднимая глаз, и разговаривала только с собственной нянькой. Княгиня Мстислава то и дело переводила пытливый взгляд со своей дочери на Ростислава. Прямислава заметила это и вдруг испугалась: а что, если небельская княгиня видит в нем жениха для дочери? От этой мысли учащенно забилось сердце, дышать стало трудно, будто на грудь лег тяжкий камень – даже в глазах потемнело.
От беспокойства Прямислава едва слышала, о чем говорится за столом. А между тем новости небельцев были вполне достойны ее внимания. Не далее как сегодня утром сюда прискакал гонец от князя Романа. По словам гонца, когда войско подошло к Турову, его противники разом попрятались, и на новом вече приверженцы Вячеслава одержали верх. Дворы сторонников Юрия разгромили и разграбили, Ждислава, главного из них, убили, а к Вячеславу Владимировичу отправилось посольство от всего города, состоящее из бояр, старост и священников. Послы заявили, что иного князя Туров себе не мыслит, а наглого захватчика они готовы ему выдать. Но сделать этого не удалось, поскольку Юрий уже сбежал на Червонное озеро, и Вячеслав вошел в город, не пролив ни капли чьей-либо крови.
Ростислав сам задавал вопросы гонцу. Иногда поглядывая на женщин, он видел, с каким жадным любопытством Прямислава слушает, и расспрашивал обо всем – о Вячеславе, о Юрии, о том, что говорилось на вече и после веча. Там решалась и ее судьба. Княгиня Мстислава, бросая взгляды на Крестю, сочувственно качала головой: она понимала, что для ее юной гостьи война между отцом и мужем несет много тревог и неприятных перемен. А Прямислава тайком радовалась, что добросердечная княгиня не догадывается посмотреть на нее и что все ее разнообразные, с таким трудом скрываемые переживания остаются незаметны.
Вскоре Крестя запросилась спать, и княгиня велела проводить ее в терем. Здесь для гостьи освободили горницу, и сенные девки бегали туда-сюда с перинами и одеялами. Княжна Любогнева, или Любуша, как ее называла мать, поднялась из-за стола одновременно с ними и, пока им устраивали лежанки, зазвала гостей в свою горницу – хорошенькую, уютную, как резной ларчик с украшениями. Здесь она жила с младшей сестрой Ольгой, девочкой лет девяти или десяти, которая по малолетству при гостях не сходила вниз. Видно было, что князь Роман любит дочерей и балует: разноцветные бархатные покрывала на дубовых лавках были искусно расшиты мелким жемчугом, один на другом громоздились ларцы и ларчики, а в красном углу блестели позолоченными окладами несколько икон: Пресвятая Богородица, святая София, святая Феодосия. Различать святых Прямислава научилась в монастыре и поэтому сразу сообразила, что крестильное имя княжны Любуши – Феодосия.
Заметно было, что княжне хочется о чем-то поговорить с гостьей, но она не решалась, и разговор вела в основном боярыня, жена воеводы Симеона Шукши. Зорчиха в углу болтала с нянькой юных княжон, а боярыня расспрашивала Крестю о ее жизни в Берестье, об отъезде, о путешествии.
– Прямо как Забаву Путятичну тебя этот Мирон увез, а князь Ростислав, гляди, и освободил! Да, ягодка моя? – Она улыбалась девочке, и та улыбалась в ответ, словно у них имелась общая тайна. – Молодец он, Ростислав Володаревич, сокол ясный! И удалой, и вежливый, и веселый! Нам бы в самый раз такой жених! Да, душа моя?
