Но в душе Прямислава не была уверена, что поступает правильно. Юрий не уставал намекать ей, что «целомудренная и мудрая» жена сумеет обратить его на верный путь, и ее смущало сомнение: а вдруг это правда? Вдруг теперь, когда Юрий полной мерой пожал горькие плоды своего злонравия, он и правда хочет исправиться? Ведь сама она достаточно хороша, чтобы приковать к себе даже самого любвеобильного супруга!
Но не раз и не два бывало, когда Прямислава, пристально наблюдая за ним, замечала быстрый, словно бы невольный взгляд, брошенный в сторону женской скамьи. И сразу понимала: ни одному его слову верить нельзя!
– А твой-то пристает ко мне! – однажды шепнула ей Забела, войдя вечером в горницу. – Даром все глаза на меня пялил, а сейчас иду, он за лестницей стоит. Я испугалась сдуру, думаю, домовой! А это он! Так, говорит, полюбилась я ему, прямо с того дня, как увидел, в глазах темно! Оно и видно – за жену меня принял! – Забела хихикнула.
– Неужели и сейчас пристает? – У Прямиславы упало сердце.
Она и раньше подозревала, что именно Забелу выискивает взгляд Юрия, не совсем уместный для кающегося супруга.
– Да вот только что! – Забела кивнула в сторону сеней, где лестница вела вниз. – Говорит, мол, прогонит меня жена, тебя вместо нее возьму, буду возле сердца держать! Знакомая песня, видать: поет – не спотыкнется!
– А где он сейчас?
– Вроде в гридницу пошел.
– Ну-ка выйди, погляди, нет ли его там. Зорчиха, ступай вниз, тайком вызови тысяцкого и с ним кого-нибудь. Пусть за дверью встанут.
Забела засмеялась и убежала, Зорчиха поспешила за ней. Прямислава вышла в верхние сени и притаилась в тени столба: здесь было совсем темно, и снизу ее не различил бы даже внимательный взгляд, зато она видела нижние сени, освещаемые факелом на дверном косяке. За плечом у нее, придерживая браслеты, чтобы не звенели, встала Анна Хотовидовна.
Они ждали, глядя, как через нижние сени туда-сюда ходят люди: вечерний пир кончался, гости торопились уйти, пока не закрыли ворота из детинца на посад. Через сени, дружески обнявшись с десятником Ярцем, проследовал Гаврила, сын боярина Воинега, за ними – отец Миней, которого заботливо поддерживал староста Перенег, а сзади брел купец-хлебник Ян Трещага и рассказывал, в хмельном возбуждении размахивая руками:
– Нет, слушай! Я за полночь воротился, мать уже спала, не видела, а утром она встала, зовет есть, а я одеялом-то морду прикрыл, говорю, ничего не надо, я, дескать, ел. Она смотрит, одежа вся грязная и кожух мне – хороший, черный, из Полоцка – порвали, гады. Спрашивает, что такое, а я говорю, да ничего, матушка, а лицо-то вотолой прикрыл, она и не видит. Увидела бы она мою морду, я тебе говорю! А сейчас как идти, не знаю. Давай к тебе пойду ночевать, я ей сказал, что за долгом в Свирино село поеду…
– Ох, детство беспортошное! – Староста ухмылялся, оглядываясь на купца, который и на четвертом десятке лет все еще боялся показаться матери с синяком под глазом, полученным в рыночной драке.
– Иже вся зовый ко спасению, обещания ради будущих благ… – бормотал отец Миней, которому, похоже, мерещилось, что он на церковной службе.
Шумная троица удалилась. Из гридницы выскользнула Забела и встала в тени у лестницы, словно бы в раздумье, идти ли наверх. Прямислава прижимала руку к груди, чтобы унять стук сердца: ей было стыдно и досадно, что приходится следить за собственным мужем, но и горько, что все его нынешние клятвы – ложь и что даже сейчас он продолжает гоняться за девками. До встречи с ним она в душе надеялась, что, утратив необходимость искать жене замену, Юрий Ярославич полюбит ее, и они будут жить в ладу и согласии, избавленные от позорной необходимости развода. «К мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою…»
[20]
– вспоминала она слова Господа и всем сердцем желала внять поучению.
Но при мысли об этом вместо Юрия перед ней вдруг встал образ Ростислава. Прямислава зажмурилась: ах, как она хотела быть верной женой законному мужу! И если бы речь шла о Ростиславе, с какой бы радостью она следовала учению Златоуста, велевшему ни жене, ни мужу не ждать доброты от другого, а проявлять ее первым. Мудрые речения Иоанна Златоуста, знакомые еще по монастырю, она теперь перечитывала так часто, что выучила наизусть. Но он же, святой и мудрец, объявлял равную ответственность за измену для жены и для мужа, а ответственность эта – развод…
Из гридницы вышел мужчина и сразу устремился в тень у лестницы.
– Где ты, лань моя любезная? – долетел снизу шепот, и Прямислава узнала голос Юрия. – Не казни меня, я сам в огне сгораю, полюби меня, ничего для тебя не пожалею! Хочешь гривну золотую, хочешь шелков заморских – все твое будет! Не беги от меня!
– Грех тебе, княже, и слушать тебя не хочу! – Забела отбивалась от его протянутых рук. – Жена услышит! И не стыдно тебе – в любви ей клянешься, а сам…
– Да разве могу я другую любить, когда тебя вижу, моя березонька! – Юрий Ярославич догнал ее и обнял, прижав к столбу. – Тебя одну я тогда в горнице увидел, рядом с тобой все прочие – что серые уточки рядом с белой лебедью! Не надо мне жены, поедем со мной, ты моей княгиней будешь!
– Ну, молодец, княже, сам решил! – Из-за дверей вдруг выступил Гаврила Воинежич с факелом в руке, и яркий отблеск упал на ошарашенное лицо Юрия Ярославича; он обернулся, но не выпустил из объятий Забелу. – Не надо тебе жены, и люди про то же толковали, что не надо! Вот и сам сказал, а мы все слышали!
За его спиной стояли староста Перенег и Янко с изумленно вытаращенными глазами. Отец Миней, правда, ничего не видел, потому что дремал стоя, привалившись к плечу Перенега. Но свидетелей имелось достаточно и без него.
Забела вывернулась из рук Юрия и взбежала верх по лестнице; Прямислава отшатнулась и скользнула в горницу, пока ее никто не увидел. Достаточно было того, что увидели Юрия. Если он и теперь не уедет, значит, Бог сотворил его без всякого стыда, но никто во всем Турове больше не поверит ни слову из его пылких покаяний. Разве что многотерпеливый отец Варфоломей.
Глава 8
На другой день, к облегчению Прямиславы и тайному торжеству Забелы, которая была рада так пригодиться госпоже, Юрий Ярославич уехал. Отправился он в Ивлянку, куда Вячеслав обещал прислать список
[21]
с грамоты о разводе, когда она будет получена от митрополита. Услышав от уважаемых людей, как мало сам Юрий верил в собственные слова, епископ без новых возражений взялся составлять просьбу в Киев. Игнатий выполнил свой пастырский долг, пытаясь предотвратить разрыв и водворить мир, но дальнейшие старания и впрямь стали бы лишь потаканием грешнику. Исправить Юрия под силу только Богу, а пока он не вмешается, смертным лучше отступить.
Но в Ивлянке князь Юрий не задержался. Сильной родни у него не осталось, милостей от киевского князя тоже ждать не приходилось. Только брак с дочерью Вячеслава туровского, внучкой Владимира Мономаха, давал ему хоть какую-то надежду на лучшее. Но этот брак доживал последние дни…
