– Кто повез? – Еванфия усмехнулась и повела плечом. – Тот и повез, к кому ее везли.
– Что?!
– Ростислав Володаревич ее забрал! – с явным торжеством пояснила Анна Хотовидовна. – Тот, за кого ты ее сватал, Переяр, с кем ее Бог и епископ Игнатий благословляли венчаться. Он и забрал. А куда увез – уж не взыщи, не знаю.
Юрий в ярости сжал в руках плеть и переломил ее пополам.
– Как он здесь оказался, черт бы его побрал? – почти прорычал он, бросая обломки под ноги.
– Приехал вчера, это верно. – Переяр мрачно кивнул. – Кто же знал, что его сатана принесет в тот же день, что и мы приедем!
– Куда он ее увез?
– А куда мог увезти? Не в Любачев – с вами не хотел столкнуться. На западе – ляхи, а ему сейчас лучше в воду, чем к Болеславу в руки попасть. Остается либо во Владимир, к князю Андрею…
– Или в Белз, – подсказал Стоинег Ревятич. – Его туда тамошние людишки звали.
– Она ехала с ним?
– Да кто же спрашивал? Если были бы с дружиной девки, у ворот заметили бы! Надо бы теперь в Червен вернуться, расспросить.
– Расспросить! Чтоб черти так грешников расспрашивали! – в гневе закричал Юрий Ярославич. Сомнений не осталось: он опять одурачен. – Моя жена к чужому мужчине в руки попала, а я буду расспрашивать! Половец проклятый! Откуда он взялся на мою голову? Что же Владимирко за своими братьями уследить не может!
– Ну, ты князя Владимирка-то не очень… – забормотал Переяр.
Он считал, что его князь и так очень много на себя взял, согласившись устроить это «сватовство». А с Юрием, похоже, не надо было связываться, потому что человек он неудачливый! Теперь же Юрий, выдавая их причастность к заговору, оказывал звенигородским боярам и их князю очень плохую услугу!
Впрочем, и Самовладу следовало орать поменьше. Он мог бы спастись только одним способом: убедить всех, что не участвовал в обмане и тоже, как сам Вячеслав, поверил, что сваты приехали из Перемышля. Но свидетелей его вины имелось слишком много, и среди них женщины из самых знатных родов!
– Собирайся! – бросил он жене. – Поедем.
– Куда, батюшка? – робко спросила она, все еще вжимая голову в плечи.
Самовлад не ответил, поздновато поняв, что держать язык за зубами безопаснее. Слава богу, отсюда близко до ляшских земель, а там врагу перемышльского князя будут рады.
Но Юрий еще не сдался и не собирался спасаться бегством. Пнув обломки своей плети, он бегом бросился к коням у пригорка. Проклятый половец не мог уйти далеко со своей добычей, а в распоряжении Юрия по-прежнему оставались силы, значительно превосходившие ближнюю дружину Ростислава.
– Давай быстрее! – крикнул он звенигородцам. – Уйдет половец – всех нас погубит: и меня, и вас, бараны безголовые! А не уйдет – еще посмотрим!
Переяр кивнул и пошел к своему коню. Довести дело до конца по-прежнему было выгоднее, чем отступить ни с чем.
Глава 9
В первом же лесочке Прямислава и Забела остановили коней, ушли в заросли и избавились от мужской одежды. Разъезжать дальше под видом «отроков» было и стыдно, и бессмысленно: фигуры, лица, голоса безнадежно выдавали их. Отроки, которые и раньше все ясно понимали, поглядывали на них, снова залезших в седла, с добродушными усмешками. Новое появление уже знакомой девушки никого не удивило: отроки подумали, что беглая послушница окончательно решила променять келью на объятия князя Ростислава. Конечно, время подобралось не совсем удачное, но ведь любовь не волос, с головы не выдернешь!
Весь остаток ночи ехали шагом, потому что дороги почти не было видно, и Рысенок шел пешком, ведя коня Прямиславы. Только на рассвете остановились отдохнуть, потом опять ехали – то полями, то лесом, то берегом реки Солокии, на которой ниже по течению и стоял Белз.
Прямислава устала, но не жаловалась. Мысли о собственном положении приводили ее в ужас. Она стала разведенной женой, и даже доброжелательно настроенные люди смотрели на нее с сомнением. Она чудом не попала в руки к бывшему мужу, сожительство с которым теперь, после разводной грамоты, стало бы смертным грехом. Но, избежав этого, она оказалась под покровительством чужого мужчины, который, как выяснилось, даже не сватался к ней! И если она сумеет благополучно вернуться к отцу, едва ли ей прилично будет показываться на люди хотя бы в Турове. Рождественский монастырь – вот самое лучшее для нее место. Да и примут ли ее теперь в уважаемую княжескую обитель… Дурному верят охотнее: хоть она и не виновата ни в чем, на нее будут коситься, как на ту несчастную Оголу, блудившую со всеми египтянами и ассирийцами, наместниками и военачальниками, и всадниками на конях…
[27]
Ростислав часто оборачивался и улыбался Прямиславе, стараясь подбодрить княжну, а в трудных местах придерживал под уздцы ее коня. Ради нее он два лишних раза объявил привал, ради нее послал Тешилу и Горяшку в какую-то убогую весь по пути, чтобы раздобыть им с Забелой какой-нибудь еды. Отроки притащили хлеба, молока и даже теплую яичницу в горшочке, и Ростислав одобрительно потрепал Горяшку по затылку. Его внимание, забота, само присутствие доставляли Прямиславе такую радость, что все тревоги казались несущественными. И хотя теперь она знала, что сватовство изначально было поддельным, ей не верилось, что их будущее не связано.
Когда окончательно рассвело и стало видно дорогу, дружина прибавила ходу и незадолго до полудня подъехала к Белзу. Город стоял на низком берегу, защищенный старым и новым руслом Солокии. Как рассказал девушкам Державец, уроженец этих мест, Белз был довольно стар: первую крепость здесь еще двести лет назад построил князь Владимир Святославич, отвоевавший червенские города у ляхов. За века Белз разросся, оборонительные валы прикрывали не только детинец, но и посад. Постоянно опасаясь новых войн, горожане не давали укреплениям ветшать, и стены, выстроенные из срубов, засыпанных землей, выглядели весьма внушительно.
– Тут много народу живет! – рассказывал Державец. – Вон там, за рекой, Заречное село, которое чуть ли не старше самого города, да и по округе много еще сел: и Гора, и Островец, и Умышль. Я сам из Островца, мои там и сейчас живут. В гости зайду – не было счастья, да несчастье помогло!
Из города долетел отзвук колокольного звона.
– Никола на Посаде! – определил Ростислав. – Богатая церковь, новая. Купцы-хлебники в складчину поставили, Стоигнев, Премил и Якша. А есть еще Никола Княжеский, тот в детинце, его поставил Рюрик Ростиславич, дядя наш старший. А вон Панкратьево-Солокийский монастырь, там и сейчас в игуменах сидит его сын, прежде Ростислав Рюрикович, а ныне смиренный инок Ливерий.
Еще издалека бросалось в глаза: в городе не все благополучно. Коровы не паслись на лужках и пустырях у крайних улиц, козы не щипали траву под тынами, только пара забытых куриц дремала в тенечке. Ни играющих детишек, ни взрослых, занятых повседневными делами. Ворота посадского вала, когда до них доехали, оказались закрыты.
