– Что это вы в осаду сели, люди добрые, а осады вроде никто не держит? – закричал Звонята, первым подскакав к воротам. – Кого испугались? Не Змей Горыныч к вам едет, не Идолище Поганое, а князь Ростислав Володаревич! Никому вреда не делаем, всем добра хотим! Открывайте!
– Открывай, ребята! – закричал кто-то из-за тына, с боевого хода разглядев приехавших.
В голосе звучала радость, словно здесь ожидали гораздо менее приятных гостей.
Воротные створки со скрипом поползли наружу. В проем протиснулся невысокий, щуплый, но очень подвижный мужчина с рыжеватой бородой и широким ртом, в кольчуге, с мечом у пояса, но без шлема. Это был тот самый боярин Завада, который приезжал к Ростиславу в Перемышль.
– Ростислав Володаревич! Отец родной! – закричал он. Подбежав к Ростиславу, рыжий вцепился в стремя и даже припал щекой к его пыльному сапогу. – Милостивец! Не оставил нас, грешных!
– Ну, будет тебе, Завада, суетиться! Опять как на пожаре! – унимал его Ростислав. – Я же обещал, что приеду. Что у вас тут?
– А войско-то твое где? – Завада огляделся, вытянув шею.
– Войско позже подойдет. Что, на мир уже не надеетесь, воевать хотите?
– Да чтоб черт так хотел души соблазнять, как мы воевать хотим! А куда деваться? Прислал нам Ярослав весть, что если мы не смиримся и не поцелуем крест на всяческой ему покорности, то придет он к нам с Владимирком и с войском и весь Белз сожжет, чтоб неповадно было своевольничать. А мы решили: сядем в осаду и не впустим их, пока не позволит нам Ярослав самим себе посадников выбирать, да чтобы дани и даров никаких Звенигороду не посылать. Ведь не просто так ему звенигородские бояре войско собрали, тоже хотят на нашем несчастье свой кусок урвать. А тут смотрим, дружина идет, ну, думаем, они, аспиды! Ну, говорю, ребята, это передовой полк или разведчики. Ворота закрыли, изготовились. Я даже вылазку хотел сделать, Добыгнев Акимыч не дал. А это ты, батюшка! – От избытка радостных чувств он снова припал к стремени. – Не покинул нас! Вернулся! Теперь ты – наша голова, мы – твои руки! Слава князю Ростиславу! – вдруг заорал он, и толпа, окружившая их, пока они разговаривали, дружно подхватила:
– Слава, слава!
Ворота раскрыли во всю ширину, дружина въехала в город. На всех улицах толпился народ, многие лезли на тыны и на крыши, чтобы увидеть приезжих, все кидали шапки вверх, и отряд ехал к детинцу среди несмолкающих приветственных криков. Прямислава не помнила себя от радости и тревоги: ее ободряло то, что Ростислава здесь любят, но она не хуже самого князя понимала, в какой пожар они приехали! Червонная Русь стояла на пороге новой братоубийственной войны, а Белз оказался в самом сердце раздора!
В детинце все улицы были вымощены прочными сосновыми плахами, дворы смотрелись богато. На краю маленького внутреннего торга помещалась церковь Николы Княжеского, а на ее широкой паперти стояли духовенство и бояре. Ростислав остановил дружину и сошел с коня. Прямислава осталась сидеть в седле, чтобы лучше видеть; толпа напирала со всех сторон, люди и кони оказались тесно сжаты, жители Белза лезли чуть ли не на головы друг другу, чтобы ничего не пропустить.
Ростислав поднялся по ступеням. Из кучки бояр один, рослый и широкоплечий, с правильными чертами лица и светло-русыми волосами, шагнул ему навстречу и поклонился:
– Не оставил ты нас без помощи, Ростислав Володаревич, за то Бог тебя благословит! Владей нами, как отец твой владел, не выдай на погибель, и будем мы твои верные слуги!
– Теперь ничего нам не страшно, никакие полки! – добавил другой боярин, с широким золотым поясом на толстом брюхе. Позже Прямислава узнала, что его зовут Немир Самсонович, а прозвище он носит Золотой Пояс. – Без князя не битва, а одна беда, а с князем не беда, а битва!
Народ радостно кричал, и Прямислава некстати вспомнила, как Туров призывал к себе Юрия. Тоже вот так, должно быть, кланялся, просил владеть и судить, клялся в верности. Но все же захват чужих городов – дело очень рискованное. И в Белзе наверняка есть сторонники прежнего князя Ярослава. Сейчас они молчат, но что будет, когда оба старших Володаревича встанут под стенами города с войском?
– Видит Бог, не хочу я пролития крови, хочу мира в Червонной Руси! – ответил Ростислав. – Бог милостив, может, еще решу с братьями дело без кровопролитий. Но если уж придется нам биться, я вас не выдам, но и вы меня не выдайте!
Толпа проводила его с дружиной на посадничий двор, рослый боярин Ян Гремиславич объявил, что готовит пир для нового князя и всех «лучших людей». Прямислава и Забела, поднявшись в горницы терема, смогли перевести дух.
Но – увы! – только обширными размерами посадничий двор и мог похвалиться. При недавнем возмущении против Стужайлы толпа разграбила его подчистую, двери были сорваны с петель, даже лавки кое-где оказались поломаны. Все хоть сколько-нибудь ценное нашло себе новых хозяев, и в горницах на девушек глядели голые стены, голые лавки и окна без переплетов – слюда тоже кому-то пригодилась. Прилечь отдохнуть оказалось негде. Вся челядь, пользуясь случаем, разбежалась, и Прямислава с Забелой просто сидели на уцелевшей лавке, слушая, как жители Белза радостно гомонят во дворе, пока отроки расседлывают коней. Обеим хотелось поесть, помыться, выспаться и отдохнуть после ночи в седле.
Ростислав распоряжался где-то внизу, и через разоренное окно иногда доносился его голос. В первую очередь он был обязан позаботиться о сене для лошадей, потом о хлебе для дружины, и только после этого о себе. Сено и овес белзские купцы вскоре привезли в качестве первой дани; отроков позвали во двор боярина Яна, где для них уже накрывали столы. В горницу явились две бабы, тоже из Яновой челяди, принесли пирогов в тряпочке, молока в кринке и остывшей каши в горшочке. Это было не совсем то, чем следовало угощать будущую перемышльскую княгиню, но Прямислава не стала привередничать. Пока они с Забелой ели кашу, от торопливости сталкиваясь ложками в тесном горшке, бабы осмотрели горницы, поохали над разорением, ругая на все корки посадника Стужайлу, и ушли. Вскоре они вернулись, неся широченный, хотя и помятый долгой жизнью тюфяк, два овчинных одеяла и тощенькие подушки. Из всего этого они соорудили лежанку прямо на полу, а сами пошли вниз греть воду для мытья.
– Пока так помоетесь, а после мужики дрова подвезут, баню для князя истопят, ну и вы тогда заодно! – сказали они. – Вы кто будете-то?
Прямислава и Забела переглянулись. Объявлять, что сюда в простой рубашке приехала не какая-нибудь девка, купленная холостым князем на торгу, а туровская княжна, совсем не хотелось. Тем более каким-то бабам с засученными рукавами. Те, впрочем, не слишком настаивали на ответе и ушли.
Догадываясь, за кого ее тут принимают, Прямислава не жаждала показываться на пиру, и Ростислав прислал Тешила с Горяшкой: те принесли еще теплые, вкусные пироги с боярского стола, кусок жареного мяса и кувшин сбитня. Спросили, не нужно ли чего-нибудь.
– Мы в сенях будем, князь велел нам тут ночевать, – пояснил Горяшка. – Сам-то он пока у боярина. Может, ночью придет.
