– Вправе! Верно! Экая подлость! – загудел народ, довольный, что у Ростислава есть своя причина не любить старших братьев.
– Так что же теперь с девицей будет? – спросил толстый Немир Самсонович.
– Пошлем весть отцу ее, что она здесь. Думаю, поможет нам Вячеслав туровский.
– А почему бы тебе и впрямь ее в жены не взять? – Ян Гремиславич подмигнул. – И девица хороша, как заря ясная, и князь Вячеслав – тесть завидный, и брат Владимирко за тебя уже всю работу сделал: сватов заслал, подарки поднес, невесту доставил. Женись, княже, от счастья своего бегать не годится!
Народ засмеялся.
– Она-то сама за тебя идти соглашалась или к мужу назад хотела? – спросил боярин Аким и подался вперед, опираясь руками о толстые колени.
Круглый, заросший бородой, он почему-то привел на ум Прямиславе баенного беса, однако она сдержала неуместную усмешку:
– Князь Юрий мне больше не муж, нам разводную грамоту из Киева прислали, и я с благословения отца моего и туровского епископа Игнатия согласилась быть женой Ростислава Володаревича.
Народ загомонил, а Ростислав добавил:
– Только пока суд да дело, княжне со мной в одном доме жить не годится! Кто из вас, люди добрые, даст ей приют, будет вместо отца?
– Иди ко мне, княжна! – Ян Гремиславич поспешно встал и поклонился. – У меня три дочери почти твоих лет, будут тебе подружки, а я буду отцом! Для меня это дело известное!
Он улыбнулся и провел пальцем по усам, и Прямислава улыбнулась ему в ответ. Этот человек ей нравился: в нем была видна доброта, заботливый и веселый нрав.
– Собрался бы ты, отец, съездил бы в Звенигород! – сказал Немир Самсонович игумену Ливерию. – Скажи Владимирку, что у нас теперь Вячеслав туровский в союзниках, – может, опомнится, не захочет воевать. При твоем сане, при вашем родстве не может он тебя не выслушать. Склони его к миру, тем себе у Бога спасение получишь, а нам, грешным, тут, на земле, поможешь! Поезжай, сделай милость!
– Поеду, пожалуй, – кивнул отец Ливерий. – Хоть и не подобает мне в мирские дела вмешиваться, да лучше, если будет Божья воля ужаснейший грех братоубийства предотвратить.
– Эх, был бы я в Перемышле! – Ростислав хлопнул себя по колену. – Тогда увез бы я сейчас королевича Владислава подальше, хоть в Туров, а вместо выкупа за него попросил бы у Болеслава войска! Тогда уж точно никакой Звенигород против нас не устоял бы!
Все было решено, Ростислав занялся делами, а Прямислава с Забелой прямо из гридницы отправились к боярину Яну. Идти пришлось недалеко: он жил через улицу, возле торга, напротив Николы Княжеского. Его дочерей звали Настасья, Премила и Миловзора. Старшей исполнилось шестнадцать лет, у нее уже имелся жених, о котором она только и говорила. Жена Яна Гремиславича, боярыня Марена Вышатовна, была маленькой, худенькой женщиной, и даже младшая дочь уже ее переросла, так что в горнице саму хозяйку удавалось разглядеть последней. К Прямиславе она отнеслась по-доброму, много расспрашивала, жалела, окружила заботами. Сам Ян Гремиславич тоже нередко поднимался в горницы и много времени проводил среди своих «девочек», к которым причислял и боярыню.
В Перемышль и Туров в тот же день отправили гонцов, но сам Ростислав не спешил покидать Белз. Вражеское войско могло поджидать за ближайшим лесом – ведь у его старших братьев имелось время подготовиться, и они заранее знали, куда придется идти. Помня об этом, он предпочитал до подхода собственных сил оставаться в городе, а главное – не увозить Прямиславу из-под защиты крепких городских стен.
Игумен Ливерий, напротив, положась на Бога, собирался выехать уже через день в сопровождении только двоих монахов. Но утром перед самым его отъездом случилось нечто, сильно изменившее все замыслы и надежды…
* * *
Трудно было даже понять, кто первым сообщил эту новость: она разнеслась мгновенно, коснувшись сразу всех. Прямислава сидела в горнице вместе с Мареной Вышатовной и ее дочерьми, когда через открытое окошко со двора стали долетать невнятные тревожные голоса.
– Что-то кричат… – Боярыня вдруг опустила иголку и прислушалась. – Вроде как убили кого-то?
Резвая Милушка, младшая десятилетняя дочка, подскочила к окну.
– Князя Ярослава поминают! – доложила она, высунувшись чуть ли не по пояс.
– Кого убили? – Прямислава вскочила и подбежала к окну.
– Поди, Малинка, узнай! – Марена Вышатовна кивнула горничной девке, и та, сама кипя от нетерпения, тут же сорвалась с места.
В ожидании новостей девушки столпились у окна, пытаясь разобрать, о чем говорят во дворе домочадцы, челядь и дружина. Что-то случилось, это было несомненно: во двор набились горожане, народ гудел. С крыльца торопливо сошел боярин Ян и чуть ли не бегом исчез за воротами. Он пошел пешком, а значит, собирался недалеко.
– Я пойду на княжий двор! – решила Прямислава. – Узнаю, что да как.
– Обожди, скоро нам все расскажут! – пыталась удержать ее боярыня, но Прямислава не могла ждать.
Ее гнало даже не столько любопытство, сколько желание в тревожный час быть рядом с Ростиславом. Их еще не венчали, но она уже чувствовала себя матерью этого города, которому он был отцом.
Вдвоем с Забелой они перебежали улочку и вошли в ворота княжьего двора. Если это правда, если Ярослав где-то погиб, значит, Белз окончательно осиротел и Ростислав может забрать его на законных основаниях! Хотя нет, Владимирко ни за что ему не уступит, упирая на свое более близкое родство с покойным и старшинство по годам.
Ростислава она увидела сразу: он стоял на крыльце, а рыжебородый Завада, тот самый, что первым встретил их в Белзе, что-то ему рассказывал, размахивая руками. Говорил он громко, возбужденно, и в голосе его слышался чуть ли не плач.
– Бес попутал! – причитал он. – Вот истинный крест, сам не знаю как!
Вчера утром Завада во главе десятка своих отроков отправился в дозорный разъезд. До вечера осматривая местность и расспрашивая смердов, они не обнаружили ничего подозрительного, но возвращаться было рано, и дозорные решили заночевать прямо в лесу. Уже стемнело, костер, разложенный в низкой ложбинке, почти догорел, когда из леса вдруг неслышно выскользнула темная человеческая фигура. Отроки вскочили и схватились за оружие, но незнакомец развел руками в знак своих мирных намерений. Оружия он не держал, однако на поясе в отблеске огня сверкнул золоченой рукоятью длинный нож в узорных ножнах. Такое богатое оружие подошло бы боярину или даже князю.
– Вы ведь из Белза? – сразу спросил он.
– А тебе какое дело? – неприветливо отозвался Завада. Не леший ли к ним забрел на огонек? – Ну-ка, перекрестись, нечистая сила!
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! – Предполагаемый леший перекрестился недрогнувшей рукой и продолжил: – Я вам услугу пришел оказать. Вы спите и ухом не ведете, а ведь войско Ярослава совсем близко! Через Лосиную Топь они идут, а вы и не чуете! Завтра упадут вам как снег на голову, то-то вас Ростислав похвалит!
