Мне также возвращают украшения: амулет святой Виржии, который не надеть без помощи жрецов, уже бесполезные серьги, искажающие внешность, и артефакты Фликса. Только магиссы больше нет…
После обеда мама вручает список растений, которые могут нам понадобиться во время перехода. Таких немного — готовыми зельями щедро делится шаманка племени Каррая и, как ни странно это звучит, моего тоже.
Теплый ветер мягко колышет маки. Солнце давно покинуло зенит. Не самое удачное время для сбора трав, но, как говорится, если очень нужно, то можно.
— …они пришли прямо на занятие и стали требовать, чтобы Элизара ехала с ними домой. Ваш декан…
— Вогар, — подсказываю я Фрайду, остро жалея, что пропустила такой момент, как явление родителей Нейсс за блудной дочерью.
— Да, по словам Элизары, искусник Вогар устроил настоящее представление, выпроваживая их из аудитории, — улыбается Фрайд. — А сам, пока они мчали к ректору, послал вестника Рорку — тот предусмотрительно попросил всех преподавателей жены сообщать о действиях ее родителей. Поэтому явился как раз к началу разговора с ректором. Бывший жених Элизары сразу отступился, когда понял, за кого она вышла замуж, а вот барон Нейсс еще долго бушевал, требуя признать брак дочери фарсом.
Наклоняясь за ярко-алыми лепестками ридиуса, одного из лучших кровоостанавливающих цветков, спрашиваю недоуменно:
— Почему он с ней так?
— Долги.
И все становится ясно. Чета Нейсс задолжала человеку, решившему жениться на юной магичке против ее воли.
— Кто-то влез в долги, а расплачиваются невинные?
— К сожалению, такое часто случается.
Фрайд обрывает ридиус с той же ветки, что и я. И в какой-то момент наши пальцы встречаются на одном цветке. Замирают. И отскакивают.
Непросто принять то обстоятельство, что у моего друга сейчас иная внешность, тем более парня, с которым у меня сложились непростые отношения. Нет, не могу! Так сложно смотреть в чернильно-черные глаза и помнить, что именно этот молодой человек ненавязчиво опекал меня, был рядом столько времени.
Мимо пролетающая бабочка напоминает о том, что и магиссу подарил мне он. Граф Фрайд, настоящий. Только высказала благодарность я не тому.
— Кстати, спасибо тебе за магиссу. Запутанная подсказкой Ока, я поблагодарила твоего кузена. Замечательный был подарок.
— Был? — удивляется Эйн… удивляется Фрайд.
— Был. Нет больше магиссы.
Парень довольно хмыкает:
— Магиссу сложно уничтожить. Как, ты думаешь, мы тебя отыскали? По бабочке.
— Но я же видела, как ее раздавила шаманка!
— Магисса — это не только брошь, которую можно сломать. Это добровольно согласившийся служить человеку дух, подпитанный магией. Позови — и он явится. Долго ждать не придется — видишь, сколько вокруг тебя летает бабочек?
Я поворачиваюсь вокруг своей оси. И правда много! А я еще злюсь, что они словно нарочно напоминают о моей потере.
Первая бабочка, фиолетовая с бархатно-черной каймой на крыльях, опускается на протянутую ладонь, за ней — алая и солнечно-желтая. Вскоре меня окутывает облако из разноцветных бабочек: зеленых, белых, розовых, черных, коричневых, полосатых и в крапинку, больших и маленьких… Зеленоватый свет и шелест крылышек будто переносят в иной мир, где есть только они, мои бабочки…
Когда весь рой сливается в одну прозрачно-сиреневую магиссу, с улыбкой ей шепчу:
— Привет, я так рада тебя видеть.
Взлетев, она зависает у моего лица и осторожно прикасается усиками к щеке, словно кошка лапкой к ноге любимой хозяйки.
— Красивая, — тихо произносит Фрайд.
Мне кажется или он действительно смотрит не на мотылька, а на мои губы?
— Спасибо. — Чуть замявшись, впервые называю друга его настоящим именем: — Спасибо, Аестас.
Он вскидывает смоляную бровь. Черные омуты глаз не настолько пугающие, как казалось мне раньше.
— Шутишь? Тебе спасибо, Соннэя.
Мой черед удивляться, это ведь благодаря его подарку Каррай быстро нашел меня:
— За что?
— Ты спасла моего деда и весь род Монтэм.
Сильное заявление. Я молчу, боясь расспрашивать и мучаясь любопытством. К счастью, Гар… Фрайд желает выговориться.
— Больше года дед получал горечавку в малых дозах. Это, как тебе известно, медленная смерть не только тела, но и дара. Еще он легче поддавался внушению того, кто постоянно был рядом.
А кто постоянно рядом, как не младший сын? Удивительно, как еще племянника не оболгали и не лишили наследства.
— Что будет с твоим дядей? Он пытался убить по меньшей мере четверых человек: тебя, герцога, куртизанку и ее любовника.
Аестас, нахмурившись, качает головой:
— Дядя по приказу герцога отправился в отдаленное поместье подумать о своем поведении.
У меня пропадает дар речи. Я задыхаюсь от возмущения:
— Что?! Он хотел вас убить! И всего-навсего будет думать о своем поведении?
— Дядя хотел через своего сына наладить отношения со мной и дедом. Он не планировал нас убивать. Тот же имитатор был нанят, как дядя думал, для демонстрации преданности Эйнара.
Я уже открываю рот, чтобы выдать новую порцию возмущения, когда замечаю внимательный взгляд парня.
— Подожди, ты сказал «дядя думал»? Уж не хочешь ли ты сказать…
— Да. Его целью было доказать необходимость второго внука, чтобы герцог признал его законным представителем рода Монтэм. Я единственный, кроме деда, кто может владеть частью «шэйшевого» ключа. Дядя никогда бы не лишил наш род статуса благословенного, ведь после моей смерти, если не обнаружится других претендентов, артефакт будет передан императорской семье.
В моей голове бешено вертятся десятки мыслей. Неужели те демоны с кинжалом — не ирдийцы? Или ирдийцы, но на службе императора Кронии? Или все-таки служители Искусителя, которые пытаются выпустить его на свободу?
— Так это император…
Аестас поспешно останавливает:
— Не надо, давай оставим эту тему.
— Но если не разобраться, ты будешь в опасности!
— Благодаря кузену уже нет. Граф Фрайд считается пустышкой.
Лезть в интриги высшего света мне действительно не стоит. Сами разберутся, без помощи одной самонадеянной целительницы.
Но тему нападений следует закрыть раз и навсегда: вернувшись с родителями в Пандур, я буду жалеть, что не прояснила с Аестасом несколько важных моментов. Хочу вспоминать только светлое, без мрачных теней недосказанности.
— Хорошо, граф Эктор не планировал вас убивать. Но как быть с изувеченной им девушкой и едва не зарезанным сыном пекарши? Это тоже какая-то невинная затея? — Меня несет на волнах гнева, хоть и понимаю, что не имею права кричать и чего-то требовать. — Лазурная горечавка в кровь — это смертельно! Избить и снять с живой девушки кожу — это тоже достойно лишь ссылки в комфортное поместье?
