О горечавке лазурной никто не произносит ни слова, словно ничего и не было.
До похода в «Веселый приют» около шести часов, и я их использую, чтобы убрать последствия своего «героизма». Столкновение с Тайвионом оставило после себя болезненные и некрасивые синяки на предплечьях и бедрах. Самоисцеление — не выход, мне может понадобиться полный резерв, да и лучше всего, когда «латает» кто-то другой. И я иду на поклон к Цветовой.
— Мать моя женщина! — восклицает она возмущенно. — Почему не обратилась к целителям сразу?!
— Как? Я же героиня, — смеюсь невесело.
Если честно, из-за горечавки тогда позабыла обо всем на свете.
— Ты дурочка маленькая, а не героиня.
— Ты права, — покладисто соглашаюсь я.
А как не согласиться, если от рук соседки идет тепло, унимающее боль? Ива еще долго бурчит, но занимается делом.
— Готово, но я настаиваю на коротком целительном сне.
Я вынужденно соглашаюсь. И пока сплю, девушка практикуется на мне в магической косметологии — открываю глаза уже обновленной, отдохнувшей и очень даже симпатичной.
Настает время достать из шкафа новое темно-фиолетовое платье — выбирала под цвет формы. Из-за декольте связка моих амулетов смотрится вызывающе и, пожалуй, интригующе. Надеюсь, никто не опознает в медальоне с сиреневым кристаллом амулет святой Виржии, иначе очередных пересудов не избежать.
Когда отхожу от зеркала, Элизара вскакивает со стула:
— Стой! Ты так и пойдешь?
— Нет, плащ наброшу.
— Я о волосах.
Переведя взгляд с рыжей на свое отражение в зеркале, пожимаю плечами. А что с ними не так? Закрутила волосы в ракушку — и порядок, как говаривала старенькая нянька, все же не на прием к императору иду, а в трактир.
— У тебя в поклонниках граф. Избавься наконец от фиолетовых прядок, из-за них все думают, что ты деревенская простушка, не разбирающаяся в моде.
— Я не пойду на поводу у твоего аристократического снобизма! — возмущаюсь до глубины души. — И за модой, кстати, не слежу.
Но Цветова вдруг тоже присоединяется к уговорам:
— Я за естественность, Сонь, перекрась локоны!
Мне прическа нравится, и я нахожу веский довод:
— Девочки, я бы вам уступила, но не умею возвращать родной цвет волосам.
— Иди сюда, я умею, — удивляет Элизара.
Признаюсь, пока она колдует над моими локонами, я немного волнуюсь. А вдруг вздумает подшутить и коса позеленеет?! Или я вообще облысею?! Но нет, за несколько минут девушка мастерски выполняет обещание.
— Спасибо, я даже предположить не могла, что ты так умеешь.
— Каким только косметическим заклинаниям не научишься, выискивая образ, который не понравится жениху… — Разговорившаяся было Элизара смолкает. — Ладно, я закончила. Ива, как думаешь, легкая завивка лучше убожества, которое она сама себе навертела?
— Ты права, дорогая. Соннэя, присаживайся, буду тебя завивать.
Нейсс думает, что вовремя перевела разговор на другую тему и никто не заметит ее оговорку? Ладно, пускай себя обманывает. Мы услышали, и это многое объясняет. И молчать я не имею права.
— Элизара, ты только не ругайся, ладно? Но если не хочешь замуж, сходи в дом святой Виржии и купи защищающий от насилия амулет. — Демонстрирую растерявшейся девушке свой. — Его не снимет посторонний, только ты, причем в присутствии трех служителей. Попроси, чтобы дали такой, который реагирует даже на намерения близко находящегося мужчины, и назойливый женишок к тебе больше не пристанет.
У сокурсницы, слушающей мой вдохновенный монолог, светлеет лицо:
— Даже реагирует на намерения? Спасибо за совет, подумаю.
В дверь стучат.
— Это к Соннэе, — предполагает старшая соседка.
— Наверняка. Заканчивай с прической, я открою.
Пока Элизара с кем-то разговаривает, я шепотом интересуюсь у Цветовой:
— Слушай, у нее родители — противники магии? Раз не хотят внуков-магов? Их же без любви не будет?
— Наивная, — кривит губы Ива. — Есть ведь приворотные зелья — на одну ночь или длительного воздействия. Говорят, после них тоже получаются одаренные дети.
Ох, для меня это открытие… Не потому ли Синклит магов Кронии и карает так строго за привороты, что нельзя нарушать запреты покровительницы и выдавать замуж магичек и женить магов против их воли?
Развить тему мешает появление Гардена и Лайнета. Последний за руку тянет упирающуюся Нейсс:
— Переодевайся, ты проспорила мне свидание.
— Давай в другой раз? — сердится рыжая.
Гайрус непреклонен:
— Нет, это я выбираю время и место, забыла? Кстати, можешь не переодеваться, этот наряд тоже ничего.
Элизара краснеет до корней волос — на ней простенькое домашнее платье, которое она ни за что не продемонстрирует перед цветом факультета боевиков. А в том, что там соберутся лучшие стрип-игроки академии, сомневаться не приходится. Традиционно «Веселый приют» дважды в год обслуживает только их — в дни первой и последней игры.
И да, Нейсс сама виновата: неделю назад в столовой поспорила с Ричем, что «Аквилон» продует лидеру чемпионата «Урагану». Уверена, проиграй мы, она не пощадила бы парня — прокатилась бы на громадном коте по двору академии. Поэтому мне ее ничуть не жаль — задета гордость команды. Да и что с ней случится в компании обаятельного балагура Рича? Нейсс хорошо проведет вечер.
— Подожди несколько минут, я сейчас, — просит она оборотня и прячется в своей комнате.
Тем временем Гарден заверяет, что мне идет возвращение естественного цвета волос. Он щедр на комплименты, мне даже неудобно. А Цветова, негодница, стоит рядышком и мило улыбается, словно смакуя мое смущение.
Когда Элизара в темно-синем платье выходит в гостиную, я интересуюсь у Ивы:
— Может, все-таки пойдешь с нами? Ребята обещают, что будет весело.
Успевшая зарыться в ворох газет, разбросанных по столу в гостиной, Ива качает головой:
— Спасибо, нет настроения. В другой раз пойду обязательно.
Что-то мне подсказывает: нет, не пойдет. Кроме учебы у нее всего одно увлечение — чтение газет, которые ей доставляют малым почтовым телепортом дважды в неделю из столицы нашей империи, Ирдии и даже Пантилии. Студенческие развлечения соседку не волнуют.
— Жаль. Хорошо провести вечер!
— И вам. Срази их, Соннэя! — напутствует Ива вдогонку.
— Да куда уж больше? — подкалывает Нейсс. — Она и так парней сбивает с ног!
Я смущенно улыбаюсь. После сна мой прыжок на ураганца выглядит совсем в ином свете, почти глупостью.
