– Если что-то и произошло, то мне об этом ничего не известно, – пожал плечами профессор. – Обычная комната, одна из лучших в гостинице. А что?
– Кто-то смотрит на меня из того окна, – сказала женщина.
И хотя Эбигейл понимала, что это все ненастоящее, по спине у нее пробежал холодок.
– Сам я там не был, но попробовать, конечно, можно, – решил Лоренс.
Глава 13
За сто девятнадцать лет дождь, снег и высокогорное солнце выбелили печатные буквы на стене здания, так что в свете налобных фонарей проступали лишь едва заметные буквы «ГОСТИ…» Если не принимать в расчет особняк Бартоломью Пакера, это здание было самым большим и самым прочным во всем городе-призраке – двухэтажное кирпичное строение с некогда роскошной столовой на первом этаже и семью номерами на втором. Средняя из трех выходящих на улицу комнат называлась «Президентскими апартаментами» и отличалась от прочих большим эркерным окном, нависавшим над входом в гостиницу.
Лоренс прошел через высокий дверной проем. Остальные последовали за ним, и вскоре вся группа собралась в вестибюле – длинном, но узком помещении с двумя расположенными напротив друг друга арочными проходами, регистрационной стойкой и широкой, уходящей вверх лестницей.
– Во всем Абандоне эта гостиница была единственным кирпичным зданием, – сообщил профессор. – Построили ее в тот период, когда шахта работала вовсю и люди думали, что городу суждена долгая жизнь.
Эбигейл прошла под аркой слева. Луч фонаря скользнул по бывшей гостиной, заставленной полуразвалившейся викторианской мебелью и уснувшим больше ста лет назад камином. Над окнами висели клочья портьер, а в углу, опасно накренившись, стоял бильярдный стол с отломанной ножкой.
Фостер замерла, затаив дыхание.
Вырванные лучом из темноты, на нее смотрели глаза – рогастая голова огромного лося свалилась с подставки над камином и лежала на боку, вся в пятнах плесени.
Журналистка вернулась в вестибюль. Все столпились у второго прохода, ведущего в столовую. В начале 1890-х здесь был, возможно, лучший из ресторанов Абандона, но теперь от него остались только перевернутые, покалеченные столы да поломанные стулья. Три висевшие под потолком люстры давно сорвались с креплений и разбились на полосатом, белом с черным, деревянном полу: крошечные стеклянные и хрустальные осколки поблескивали под светом фонарей, будто группа забрела в ледяную пещеру.
– Есть желающие отведать столетнего бурбона? – Все повернулись к Скотту, стоявшему за барной стойкой красного дерева с пыльной бутылкой в руке.
Желающих не нашлось, и все возвратились в вестибюль.
– Вот как мы поступим, – сказал Лоренс. – Второй этаж я ни разу не осматривал, поэтому мы сейчас поднимемся по лестнице. Строго по одному. Ступать осторожно, полегче, не топать.
Он сам первым положил руку на шаткие перила. Первые четыре шага дались Кендалу без проблем, но каждая последующая ступенька скрипела сильнее предыдущей. Последние три, однако, вообще не издали ни звука, и ученый, благополучно поднявшись на пятнадцать футов, достиг верха и предстал в желтоватом свете луны.
– Кто следующий? – оглянулся он на своих спутников.
Следующей была Джун, за ней Эммет. Эбигейл выбрала тот же, что и он, маршрут – ровно посередине лестницы.
– У тебя отлично получается! – крикнула миссис Тозер, когда пятая ступенька громко скрипнула под ногой журналистки. Три другие были еще хуже: каждая опасно прогибалась под ней. Пульс у девушки участился, легким недоставало воздуха, паника нарастала… Последние ступеньки она прошла быстрее, чем следовало бы. В самом конце Лоренс и Эммет протянули руки и втащили ее наверх.
– Страшновато! – призналась Эбигейл.
Стоя рядом с отцом, она наблюдала за тем, как поднимается их проводник Скотт. Он демонстрировал прямо-таки образец выдержки и уверенности, как и подобает человеку, привычному к опасным ситуациям. Сохранив спокойствие даже на самых скрипучих ступеньках, он почти достиг верха, и Фостер уже видела, что он усмехается.
Сойер подмигнул ей, поставил ногу на последнюю ступеньку…
Тут раздался сухой треск, и он исчез.
Лестница обрушилась с громким хрустом, в облаке пыли, под крики зрителей. Откашлявшись, Эбигейл направила свет фонарика вниз, со страхом ожидая увидеть распростертого среди обломков Скотта.
Крик, показавшийся ей в первую секунду криком боли, обернулся смехом, а в следующий момент она увидела вцепившиеся в край пола пальцы и поняла, что Сойер висит над рухнувшей лестницей, и его ноги болтаются в семи футах над обломками.
– Он здесь! – крикнула девушка. – Помогите ему подняться!
Лоренс и Эммет опустились на колени и подхватили проводника под мышки.
– Может, мне лучше прыгнуть? – спросил Скотт. – Здесь невысоко.
– Не самая хорошая идея, – возразила Эбигейл. – Там, внизу, прямо под тобой, доски с гвоздями.
– Я его не удержу, – предупредил ее Кендал. – Пальцы соскальзывают! Бери его под руку!
Совместными усилиями, хрипя и чертыхаясь, они потащили Скотта вверх. Их старания не прошли даром, и вскоре проводник перевалился через край пола, а троица спасателей, не удержав равновесия, рухнула рядом с ним.
– Как вы там? – крикнул снизу Джеррод. – Все целы?
– Да, все отлично, – отозвался Сойер. – Подходи ближе. У меня в рюкзаке веревка, и мы втащим тебя сюда.
– Я, пожалуй, подожду вас здесь.
Лоренс помог Джун и Эбигейл подняться, и группа двинулась по коридору второго этажа, не забывая проверять прочность пола. Наконец профессор остановился перед закрытой дверью с потемневшей табличкой с цифрой «6», висящей перевернутой на ржавом гвозде.
Глава 14
Один за другим все пятеро вошли в комнату, и полосы света разбежались по сторонам. Ободранные и свисающие со стен бумажные обои напоминали скрутившуюся кору осин. Мебель, не считая сломанных столбиков кровати и перевернутого письменного стола, сохранилась относительно неплохо. Вода разрушила потолок и южную стену и полностью или частично уничтожила холсты в лежащих на полу рамах.
На дверной раме Эбигейл обнаружила и переписала надпись, сделанную второпях небрежным почерком: «Здесь творится что-то ужасное».
– Милая, ты ощущаешь эту тяжесть? – спросил Эммет свою жену.
– Да. Здесь намного холоднее, – отозвалась та. – Комната буквально проседает.
– А почему некоторые места паранормально горячие? – шепотом спросила Эбигейл.
– Обычно так бывает из-за сильных, не находящих выхода эмоций, – объяснил Тозер.
Обходя комнату, Джун подошла к огромному платяному шкафу и потянула на себя его дверцу. Внутри висели нижние юбки и вечерние платья, настолько изъеденные временем, что они наверняка бы рассыпались в пыль при малейшем дуновении ветра.
