Эбигейл вскочила и бросилась к Айзее, но кто-то схватил ее сзади. Она попыталась вырваться, но ее уже крепко держали за запястья и прижимали к полу.
Девушка посмотрела в скрытое маской лицо – от него не пахло водкой, значит, это был не Стю. Более того, то, что она увидела в глазах державшего ее человека, странным образом успокаивало. А еще в них было что-то знакомое, какое-то скрытое в глубине бремя… Это потому, что ты знаешь их.
– Тебя не убили, – прошептала журналистка. – Ты притворился. Ради нас.
Изловчившись, она высвободила руку, сорвала со своего противника маску и увидела перед собой отмеченное двумя шрамами, бородатое лицо их проводника, Джеррода Спайсера.
– Черт, Джеррод! – вырвалось у Айзеи.
– Ты с ними?! – изумился Лоренс.
– Она узнала меня по глазам! И что нам теперь делать? – раздраженно крикнул Спайсер и поднялся.
– Ты сам допускал такую возможность, – пожал плечами Айзея. – Мы знали…
– Слишком многое пошло не так, как ты говорил. Почему бы тебе самому не снять…
Айзея отступил на шаг от Лоренса и стащил свою маску.
– Доволен?
В свете налобного фонаря Эбигейл увидела гладко выбритое лицо тридцатилетнего чернокожего мужчины, которое при иных обстоятельствах сочла бы на редкость красивым. Все его черты сошлись в идеальных пропорциях: выдающиеся скулы, пронзительные, охряного цвета глаза, ямочки на щеках, появлявшиеся вместе с широкой, злобной улыбкой…
Джеррод в это время поднял маску на лице Стю. Первым, что увидела Фостер, были завитки черных курчавых волос, потом появилась недельной давности щетина, тонкие губы и запавшие, покрасневшие глаза, печальней которых она еще не встречала. Симпатичное когда-то, это лицо стало жертвой монстра, пожиравшего его изнутри, высасывавшего жизненные соки и истончившего его до хрупкого основания.
Спайсер отвел Айзею к окну. Стю, поднявшись с пола, присоединился к ним. Пока троица перешептывалась, Эбигейл смотрела на отца. Дрожащий, тот стоял у стены и плакал – темные струйки стекали по его щекам к бороде, и на полу, под ботинками, собралась небольшая лужица, отчего казалось, что плачет он кровавыми слезами. Затем, сделав над собой усилие, Лоренс наконец произнес:
– Есть еще одно место.
Троица прекратила совещаться. Айзея вернулся к профессору и снова прижал его к стене.
– Ларри, умоляю, ради собственного же блага, не играй со мной!
Глава 27
Все вернулись к лестнице.
– Что здесь? – спросил Айзея, когда они поднялись на второй пролет.
– Комнаты прислуги, – ответил Кендал.
Третий уровень пострадал от стихии больше первого и второго. Остроконечная крыша западного крыла провалилась, и в свете фонарей порхали падающие сверху снежинки.
– Надо подняться еще выше, – сказал Лоренс.
Ступеньки скрипели и прогибались под ногами.
До купола Эбигейл опять добралась третьей по счету. Луч фонаря пробежал по пустым полкам, книги с которых давно исчезли, то ли унесенные вандалами, то ли распавшиеся под действием времени и сырости на клочки кожи и бумаги и комочки клея. На полу лежали останки двух кресел и софы, а два камина наполовину развалились. Подойдя к провалу в центре пола, журналистка посмотрела вниз – луч фонаря достал до нижнего уровня.
– Итак, Ларри. Где оно? – потребовал ответа Айзея.
Профессор осторожно прошел к одному из книжных стеллажей и опустился на колени. Половицы заскрипели. Когда Лоренс поднялся, в руках у него был латунный шест с крюком на конце. Он посмотрел вверх. Остальные тоже. Лучи фонариков сошлись на квадратной дверце в потолке. Кендал поднял шест, сдвинул ржавый запор и толчком открыл крышку люка. Скопившийся на крышке сугроб ухнул в библиотеку.
– Уже бывал там раньше, а, Ларри? – поинтересовался Айзея.
– Нет. Думал, слишком опасно. Если пол не выдержит, лететь придется все пятьдесят футов. Но, учитывая обстоятельства, риск того стоит.
– И как, скажи на милость, нам добраться до этого люка?
– По той вон лестнице. – Лоренс кивнул в сторону стеллажа.
Джеррод и Стю вытащили из-за стеллажа лестницу, поставили ее торчком и прислонили к люку.
– На продукцию «Крафтсмана» не похоже, – сказал Айзея, проводя ладонью по треснувшей деревянной ступеньке.
– Я поднимусь первым. Проверю на прочность, – откликнулся профессор.
– Нет. Поднимется она. – Айзея помахал Эбигейл. – Что там будет, Ларри?
– Не знаю. Может быть, ничего.
– Ни тебе, ни твоим спутникам это ничего хорошего не сулит. – Он посмотрел на Фостер. – Ну, вперед!
Девушка положила руки на одну из ступеней старой лестницы, поставила ногу на нижнюю перекладину, осторожно перенесла на нее вес и начала подниматься. Четвертая перекладина подломилась под нею, но журналистке удалось удержаться. Десятой ступени не было вообще. К тому моменту, когда Эбигейл добралась до верха, на голове у нее уже лежала шапочка снега. Она пролезла через люк и ступила на крышу Изумрудного дома.
– Оставайся на месте! – крикнул ей снизу Лоренс. – Я не представляю, насколько она прочна.
Фостер отступила от люка и прислонилась к кованым перилам, окружавшим небольшую открытую веранду. Снег ударил в лицо с такой силой, что она закашлялась и закрыла рот обеими руками.
Вторым поднялся Лоренс, а за ним, один за другим, Айзея, Эммет, Джун и последними Стю и Джеррод.
Потирая замерзшие руки и наблюдая за отцом, Эбигейл вдруг поняла кое-что: здесь, на веранде, нет ничего, кроме полутора дюймов снега, и Кендал нервничает так, как будто собирается выдать фантики, которыми расплачиваются в «Монополии», за настоящие деньги.
– Ну, Айзея… – Лоренс опустился на колени и расчистил от снега небольшой участок в уголке веранды. – Я в совершенной растерянности.
Фостер взялась за перила покрепче. Джун и Эммет стояли рядом с ней, а Айзея – спиной к ним, возле фонаря, в котором уже давно не было стекла.
– Ты в растерянности. – Капюшон парки свалился с его головы, снежинки цеплялись за черные волосы. – Уточни, Ларри, что именно ты хочешь этим сказать.
– Я хочу сказать… хочу сказать, что не знаю, где золото. Думал, что знаю, но оказалось, что нет. Поверь, я ужасно разочарован.
– Мне очень жаль это слышать.
– Золота здесь просто нет, и я не знаю, где еще его искать. Это правда. И вот что я думаю. Мы ничего не знаем о вас, и почему бы вам просто не оставить нас здесь и не раствориться в ночи? Мы никогда больше вас не увидим. Вы никогда не увидите нас. Мы никому не скажем ни слова. Ни о чем. Даже о Скотте. Сделаем вид, что этого просто не было.
