На голову ей падал снег, где-то близко завывал ветер. Эбигейл посмотрела вниз – с высоты в семьдесят футов фонарь Лоренса казался крохотной точкой света – и снова подумала о той, навсегда оставшейся у нее в памяти ночи, когда он ушел. Что он чувствует теперь, провожая ее глазами, оставшись один в темноте? Может, то же самое, что чувствовала тогда она, глядя, как он выходит из ее спальни?
Ты оставил нас в яме глубже и темнее этой. Ты бросил нас и не вернулся. Разве такое можно простить? Ты предал четырехлетнюю девочку, перевернул ее мир вверх дном. Из-за тебя я всю жизнь считала себя брошенной. Разве такое можно простить? Если я не вернусь, папа, никто и никогда не услышит о тебе больше…
Голова Эбигейл вынырнула наружу из пещеры – черной, окруженной снежным венцом дыры на крутом белом склоне. Мела пурга, а часы показывали 00:32. Двадцать часов под землей. Ее пальцы, руки, ноги – все онемело. Она стояла на пронизывающем ветру, в кромешной тьме, посреди бушующей метели и даже не представляла, где находится и где искать Абандон.
1893
Глава 65
На следующее утро они отправились прогуляться по Мейн-стрит. Зимнее небо сияло голубизной, солнце поднималось над восточной стеной каньона, и снег блестел так, что на него было больно смотреть.
Камины в торговой лавке и ближайших домах на холме давно потухли, и воздух, освободившись от дыма, дышал морозной чистотой.
Гарриет, прищурившись, хотя капор и защищал ее глаза от солнца, посмотрела на Стивена. Ей было непривычно в обществе этого молодого проповедника, который обращался с нею, как со взрослой, и спрашивал, что она думает о том и о сем. Папочка ее мнением никогда не интересовался.
– А куда Бог забрал людей? – не в первый уже раз, начиная с прошлого вечера, спросила девочка.
Коул остановился, присел перед ней, и его снегоступы ушли в снег на добрый фут.
– Гарриет, я уже говорил тебе, что не знаю…
Уловив краем глаза какое-то движение вверху, над ними, проповедник бросил взгляд на второй этаж гостиницы и увидел в эркерном окне наблюдающую за ними Молли Мэдсен. Язва в желудке напомнила о себе болью, и он поморщился.
Пробившись через выросшие у кирпичного строения высокие сугробы, они с ребенком вошли в вестибюль гостиницы.
– Гарриет, иди поиграй у бильярдного стола, – сказал проповедник своей маленькой спутнице.
Сам же он снял дымчатые очки, расшнуровал снегоступы и поднялся по ступенькам. Пройдя по темному коридору, постучал в дверь мисс Мэдсен, а когда она спросила, кто там, назвал себя по имени.
Дверь открылась, и проповедник покраснел. Хотя в комнате было даже холоднее, чем в коридоре, вся одежда Молли состояла из тонкой, полупрозрачной сорочки. Она стояла перед ним, дрожа от холода, и с ее синих, как у покойника, губ срывались легкие клубочки дыхания.
– Увидев вас на улице, я подумала, что вы – мой Джек, – сказала женщина. – Я жду его с минуты на минуту – он должен вот-вот приехать.
– Вы позволите мне войти? И растопить камин? – попросил Коул.
– Да, конечно. Это было бы чудесно.
Стивен переступил порог, прошел в номер и положил на стол свою фетровую шляпу. Молли закрыла за ним дверь. В комнате воняло ночным горшком, но его поразила не столько грязь, сколько царящее там одиночество. Оно обосновалось здесь уверенно и прочно, растеклось по оклеенным унылыми обоями стенам и видавшей виды мебели и накрыло своей тенью чахнущую постоялицу. Проповедник знал ее ситуацию: предательство жениха, оскорбленная гордость брошенной женщины, унижение, расцветшее в конце концов безумием… Ему случалось навещать ее и раньше, но в комнату она никогда его не приглашала, чему, сказать по правде, он был только рад.
– Очаг там, – сказала Молли, подводя гостя к пузатой печурке напротив кровати. – Мистер Пакер всегда оказывает мне содействие в этом отношении. Мой Джек – его добрый друг и деловой партнер, хотя и не приезжал сюда уже некоторое время.
Запаса сложенных у стены дров вполне могло, на взгляд Стивена, хватить на день, а то и на два. Он скомкал несколько страниц старой газеты, таких хрупких, что они рассыпались у него в руках.
– Подходите ближе, согрейтесь, – предложил проповедник, когда в камине загудел огонь.
Мэдсен опустилась на колени перед открытой печью, уставившись невидящим взглядом на охваченные пламенем осиновые поленья. Коул снял с кровати пыльное покрывало и накинул его ей на плечи, а потом расстегнул свое пальто и устроился рядом.
– Молли, в городе никого не осталось, – сказал он. – Все ушли.
– Все? И даже мистер Пакер?
– И мистер Пакер тоже. Скоро ухожу и я. А к вам заглянул с надеждой убедить уйти вместе со мной.
– А как же Джек? Что, если он вернется и не застанет меня здесь? Что, если он никого не застанет?
– Мы обо всем известим Джека, как только попадем в Силвертон. Я даже заплачу за теле…
– Но это совсем не то… Мне положено сидеть у окна и смотреть на улицу. И вот я вижу его – он идет к отелю. А он видит меня здесь, в окне, и снимает шляпу. Я улыбаюсь – он взбегает по лестнице, идет по коридору и… – У женщины перехватило дыхание.
– Всё в порядке, Молли, – попытался успокоить ее гость.
– Я должна быть здесь, когда мой Джек придет в Абандон, – уверенно заявила хозяйка комнаты.
– Но кто будет приносить вам пищу и воду? Дрова для печи? Кто…
– Об этом позаботится Джек. В конце концов, он – мой муж.
– Молли…
Вы прожили в Абандоне десять лет, а в этом отеле – уже пять, и вы умрете в этой комнате, если не уедете со мной. Шансов увидеть Джека у вас столько же, сколько и у всех местных ковбоев разбогатеть в этом проклятом городе!
Помолчав немного, Стивен поднялся.
– Вы меня извините? – Он вышел из номера, торопливо спустился вниз и направился в вестибюль, откуда доносился стук костяных шаров. Гарриет забавлялась тем, что пыталась закатить сразу три шара в кожаные карманы стола.
* * *
Проповедник вернулся в номер Молли. Она сидела у печки и, разомлев от тепла, смотрела на кучку тлеющих углей. В комнате пахло древесным дымом, что значительно улучшило атмосферу в ней.
Коул сел рядом.
– Я надеялся, что вы расскажете мне о Джеке.
Лицо ее мгновенно оживилось. Она говорила о Джеке, как совершенно рассудительная женщина, и Стивен, слушая ее, легко представлял Молли такой, какой она, наверное, была когда-то.
Мисс Мэдсен рассказала об их первой встрече в Сан-Франциско, о бале, о том, как Джек ухаживал за ней, и об их первом поцелуе, а потом перешла к свадьбе. С мельчайшими подробностями, как будто все произошло не далее как утром, женщина описала, кто и во что был одет, какие подавались блюда, какими цветами был украшен зал и кто был приглашен в гости. Стивена изумило, как детально Молли описала лицо мужа, тон его голоса и даже запах. К тому моменту, когда она достала потрескавшуюся фотографию Джека, проповедник уже имел вполне ясное представление о нем.
