– Этот человек тоже, как и мисс Мэдсен, продал свое седло?
[27]
– Он тоже болен на голову, только еще больше. Ты ведь хочешь ему помочь? Отправить его к Богу вместе со всеми остальными?
– Ага.
– Не показывай оружие, пока не подойдешь близко. Держи его под одеждой. Не стреляй, пока он не будет так же близко, как вон та ель.
– Ему будет больно?
– Нет. Как и Молли, ему уже сейчас очень больно. Ты избавишь его от боли. После первого выстрела он упадет. Будь очень осторожна. Ты снова взведешь курок, подойдешь к нему и выстрелишь в голову.
– Здесь есть кто-нибудь? – крикнул больной погонщик мулов, и его голос, слабый и одинокий, вознесся со дна каньона, как молитва из бездны.
– Я не хочу, – замотала вдруг головой девочка.
– Знаю, но время пришло, – возразил Коул.
– Мне страшно.
– Тебе нечего бояться, Гарриет.
– Сделайте это сами. – Малышка протянула мужчине револьвер, но он оттолкнул ее руку.
– Бог сказал мне, что возложил этот труд на тебя, что ты – Его ангелочек тьмы и что Он позволил мне спасти тебя ради этой самой цели. Ты понимаешь совершенство Его великого замысла? Иди же и положи конец страданиям этого несчастного!
– А если я сделаю доброе дело, вы дадите мне пирожок и немножечко малинового варенья?
– Обещаю.
– Мистер Коул, а Бог даст мне новых?
– Кого новых? Ты о чем, милая?
– Новых папу и маму.
Стивен посмотрел в темные глаза девочки.
– Я буду заботиться о тебе, – пообещал он ей.
– У Бетани был самый лучший папа. Она звала его папулей.
Проповедник покраснел.
– Ну, думаю… если тебе так хочется… знаешь, ты тоже можешь так меня называть.
Гарриет улыбнулась.
– Хорошо, папуля.
* * *
Девчушка прошла между деревьев и выступила из-за елей. Наблюдая за ней из укрытия, проповедник видел, как она, держа руки под одеждой, спускается по склону холма.
Он окинул взглядом Абандон – опустевшие, без признаков жизни дома, пристройки, притихший танцклуб, темную церковь на противоположном склоне – и вспомнил свой первый день здесь. Наполненный чистой, живой энергией и движением город. Дома из желтых, только что распиленных досок. Запах свежего дерева. Утопающие в грязи и дерьме улицы, забитые лошадьми, телегами, обозом… Пешеходные настилы, заполненные шахтерами, рабочими, шлюхами, картежниками, мошенниками, – все спешат, все хотят побыстрее набить кошельки, и у всех в глазах особенный блеск, смесь боли, похоти и маниакальной жадности.
Кто ты?
Стивен Коул?
Нет, кто ты есть?
Верный…
Нет,
слуга…
ты убил…
Божий.
целый город.
Внизу, в каньоне, громыхнул выстрел.
Я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга – я твой верный слуга…
Голова Стивена раскололась от обжигающей боли, и он потерял сознание еще до того, как в каньоне прозвучал второй выстрел.
Глава 73
Вьючный обоз состоял из двадцати одного мула. Первые шесть несли джутовые мешки с тремя четвертями тонны золота, следующие пятнадцать – неподвижных, окоченевших всадников, привязанных к животным длинными веревками: промерзшего насквозь Иезекиля Кёртиса, кожа которого смерзлась от холода и обгорела на высокогорном солнце, приобретя цвет спелой сливы, выпотрошенного Барта Пакера, четырех его слуг, Рассела Илга, Молли Мэдсен с засунутым под корсет портретом мужа, Билли Маккейба, Ооту Уолласа с обезображенным лицом, еще теплого погонщика мулов и четырех мужчин, убитых проповедником в штольне на Рождество.
На город спустились сумерки, и небо лениво роняло на землю большие снежинки.
Коул сделал глоток настойки арники из бутылки и в пятый раз за последний час попросил Бога унять раскалывающую его голову боль. С того места, где он стоял, ему был виден дом с освещенным окном на другой стороне каньона. Дом, где спала Гарриет.
Стивен хлопнул по спине замыкающего мула. Тот заржал, и весь обоз направился в шахту.
* * *
Поставив фонари на пол туннеля, Коул достал из кармана ключ. Возясь с навесным замком, он не мог избавиться от тревожного, беспокойного чувства. Прошло три дня. Они все должны быть мертвы. Он бросил на землю тяжелый штырь, поднял рычаг и толкнул ногой железную дверь.
Ржавые петли заскрипели и смолкли. Проповедник прислушался.
Тишина.
Мужчина опустился на колени, запалил оставшиеся лампы, перенес их в пещеру, по три штуки зараз, и расставил на полу у двери. Потом вернулся в туннель, прошел к хвосту обоза и хлестнул замыкающего мула.
Животные топтались на месте, не торопясь входить в шахту. Стивен прошелся по их костлявым ляжкам плетеным кожаным кнутом.
– Пошли! Пошли!
Обоз неохотно двинулся вперед вместе со своим грузом, и туннель заполнился цокотом копыт по каменному полу.
Прогнав мулов через железную дверь, Коул и сам последовал за ними. Животные сгрудились неподалеку от входа, беспокойно топчась на месте и протяжно вопя.
Теперь проповедник сам взялся за работу – он стаскивал мешки с золотом и переносил их в ближайшую нишу. Закончив с этим, перерезал удерживавшие мертвецов веревки из конского волоса и выгнал мулов из пещеры в туннель. Вот все и закончено.
– Эй! – крикнул он в пещеру. – Теперь это ваше! Навсегда!
Чьи-то пальцы коснулись его ноги.
Коул вскрикнул, рванулся к двери, споткнулся и упал.
То, что ползло к нему в свете лампы, не походило ни на мужчину, ни на женщину и лишь отдаленно напоминало человека. Безгубое и беззубое, высохшее, как скорлупа ореха, с раздувшимся и вывалившимся изо рта, похожим на кусок вяленого мяса языком, существо прошипело что-то неразборчивое.
Стивен поднял лампу и в дрожащем свете увидел весь собранный в подземелье Абандон. Большинство людей умерли, но с десяток были еще живы и теперь ползли к нему, как нищие, клянчащие крошку света. Тот, что дотянулся до его ноги, смотрел на проповедника выпученными глазами, умоляя о смерти. Роняя слезы, Коул отступил в туннель и закрыл за собой дверь.
Секунду-другую он еще стоял, слушая слабый стук в дверь с другой стороны.
