– Зачем вы пришли ко мне? Я же не разрешала.
– Хотите, я сделаю так, что к вам в номер сейчас принесут ужин?
Юля посмотрела на окно – на улице шел дождь.
Харыбин, Зверев, Шубин, Крымов…
Человек, которого она в самолете готова была отхлестать по щекам, подошел к ней и, слегка склонив голову, внимательно посмотрел ей в глаза.
– Послушай, никто и никогда ничего не узнает, – прошептал он ей на ухо, и его руки обняли ее. – И не надо меня ненавидеть или бояться. Одной неразборчивой связью больше – одной меньше, не все ли равно? Юля Земцова, разреши мне остаться у тебя на ночь. Если тебе, как и всякой глупой женщине, нужны сумасбродства, дикие выходки с цветами и шампанским, дорогими подарками и прочей чепухой, то я все это предусмотрел. В одном кармане у меня кольцо, в другом – духи, внизу, в холле, стоит корзина роз и большой торт, я не знаю, чем еще тебе угодить… Квартира у меня тоже есть, две машины, я не женат. Понимаю, что выгляжу как идиот, но ничего не могу с собой поделать. Я терпел, когда ты спала с Крымовым, все-таки он роскошный мужик, ничего не скажешь. Смолчал, когда вы стали играть с Шубиным в молодоженов, потому что он тоже мне нравится… Но когда к вам заявился Зверев, которого в нашем городе практически никто не знает, и стал обхаживать тебя, терпение мое кончилось, и я попросил Корнилова организовать нам встречу.
– А самолет в Петрозаводск?.. Это тоже вы устроили?
– Нет, но я сделал вид, что имею к этому отношение. Нас с тобой взяли с оказией. Но похлопотал, естественно, я.
– Я не могу оставить вас здесь на ночь. Я же вас совсем не знаю.
– Тебе предоставляется прекрасная возможность ликвидировать этот пробел в биографии. Я бы просто хотел побыть рядом с тобой, послушать твой голос, досыта насмотреться на тебя. Пойми, я уже года полтора любуюсь тобой и не знаю, как к тебе подойти и с чего начать ухаживания… Не стану лукавить – у меня было много женщин, но… когда у нормального мужчины на весь день портится настроение при мысли о том, что женщина, в которую он влюблен, ложится в постель с другим, это уже диагноз, тебе не кажется? Я понимаю, что ты еще не забыла Крымова, но я помогу тебе это сделать… Однако я не Шубин, который безропотно терпит твои колебания, – ты будешь жить либо только со мной, либо без меня. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Юля молча высвободилась из объятий Харыбина, вернулась в кресло и села, забравшись в него с ногами. Волосы ее золотистой волной струились от головы к коленям. Она была так хороша, что Харыбин (и это было видно по его сверкающим влажным глазам и появившемуся на щеках румянцу), едва сдерживая себя, чтобы не наброситься на нее, как он проделывал это сотни раз в своих фантазиях, усилием воли заставил себя сесть в кресло напротив и крепко сцепил пальцы рук.
– Я не могу настаивать на чем-либо, но погулять-то мы можем?
– Можем, – ответила она, рассудив, что прохлада дождя остудит не только его порозовевшее от возбуждения лицо, но и сердце.
Они вышли в дождь без зонта и где-то с час шатались по ночным улицам Петрозаводска, подставляя мелким, бисерным брызгам лица и раскрытые ладони.
– Послушайте, Дмитрий, вы всегда так поступаете с женщинами, которых хотите?
– Нет, конечно. Обычно женщина, которая мне нравится, догадывается об этом, а потому сама же и провоцирует меня на какой-то поступок. Иногда это случается очень быстро, а в другой раз ждешь несколько месяцев, пока не выполнится обязательная в таких случаях программа с цветами и духами. Меня лично это раздражает. Я не Крымов и не умею ухаживать. Зато я знаю, что нужно женщине вообще. Да вот, собственно… – Он достал маленькую красную коробочку, в которой оказалось тонкое золотое кольцо с прозрачным камнем, похожим на бриллиант или цирконий.
– Но если делать подарки женщине для вас – бессмысленный поступок и, возможно, даже пытка, то оставьте это кольцо себе или вообще выбросьте… Вы неоригинальны, Харыбин. – Юле не понравились его рассуждения. – Думаю, что это элементарная жадность, которую вы прикрываете псевдооригинальностью. Нормальный мужчина, да к тому же еще и влюбленный в женщину, испытывает приятнейшие чувства, доставляя ей удовольствие. Если вы такой принципиальный, то и я стану подражать вам, – и с этими словами Юля швырнула красную коробочку в канализационную решетку, куда медленно, прижимаясь к каменному бордюру, текла черная, в желтых бликах огней, вода.
– Но ведь это было золотое кольцо с бриллиантом, – остановился Харыбин и некоторое время молча смотрел на решетку. – Это неразумный поступок, Юля.
– А заявляться ко мне в гостиничный номер после полуночи и просить разрешения остаться у меня на ночь – это, по-вашему, разумно? Никакой женщине, даже самой некрасивой или распущенной, не нравится, когда ее принимают за шлюху. Я согласна с вами в том, что я какой-то период жизни не могла разобраться со своими мужчинами, но Крымова я действительно любила, а вот Игорь… Я хотела стать ему женой, но не смогла, и это трудно объяснить. Хотя уверена, что он был бы мне хорошим мужем, никогда не устраивал бы мне сцен и с пониманием относился к тому, чем я занимаюсь. Мне нравится МОЕ ДЕЛО.
– Я знаю. Но как же тогда прикажете быть мужчине, который хочет добиться вашего расположения?
– Вы снова перешли на «вы», а это хороший знак. Теперь вы уже не станете проситься ко мне в номер?
– Не знаю. Вы не замерзли?
– Нет, я чувствую себя отлично.
– Вы приехали сюда, чтобы выяснить прошлое Белотеловой? Я бы мог вам помочь.
– Вот от этого я не откажусь. Тем более что ее дело становится все запутаннее. Вам кто-нибудь рассказывал о ней?
– Нет. Я бы вообще не хотел, чтобы вы задавали мне подобные вопросы.
– Понимаю. Но тогда и вы не вмешивайтесь в мои дела, понятно?
– Не злитесь. Набросьте-ка лучше мой пиджак, а то еще простудитесь. Женщинам нельзя мерзнуть, от этого они болеют и становятся сварливыми и капризными.
– А вы противный и вредный, Харыбин, и глаза у вас хитрющие… Почему вы до сих пор не женаты?
– Не знаю. Некогда было, да и не встречал такой женщины, которая бы устраивала меня во всех отношениях.
– Объясните, пожалуйста, поподробнее.
– Не хочу. Главное, что мы сейчас вместе, идем рядом, разговариваем, и мне пока больше ничего не надо… Разве только это… – И он, остановившись, двумя руками взял ее за талию, прижал к себе, отыскал губами ее губы и поцеловал.
«Послушай, никто и никогда ничего не узнает…»
* * *
– Я не хочу с ними, – сказала Оля.
Она стояла босая на полу, на втором этаже дачи Михаила Яковлевича, возле окна, и чувствовала его дыхание на своем затылке. Накрапывал дождь, постепенно темнела внизу, между цветущими деревьями, земля. Громко, по-хозяйски, щебетали птицы, перелетая с ветки на ветку. У ворот дачи, в тени небольшого дуба, стояла серая иностранная машина, вытянутая, как будто отраженная в кривом зеркале. Из нее только что вышли двое мужчин. Михаил Яковлевич объяснял Оле, что он многим обязан им, что они очень занятые и серьезные люди, обремененные сложными проблемами, в том числе и чужими, в частности, и его, Михаила Яковлевича, проблемами, связанными с кредитом; и хотя Оля имела самое смутное представление о том, что такое банковский кредит, она поняла, что ее любовник собрался расплатиться ею, Олей Драницыной, за этот самый кредит, оформить который ему помогут вот эти самые мужчины.
