– Да что такое ты говоришь? Чего ты боишься?
– А того, что интернатовские парни затащат нас – меня, Перепелкину, Тараскину, Ольгу Драницыну – в те же посадки, и сам знаешь, что с нами сделают. Неужели ты еще не понял, что началась война? И все из-за чего? Из-за того, что какая-то там девчонка на дискотеке не так посмотрела на Тамарку. Бред собачий!
– Так ты не пойдешь к Льдовым?
– Нет. Вадик погиб, а я притащусь и буду просить его отца о помощи? Как ты себе это представляешь? Да на фоне его горя наши разборки покажутся ему настолько несерьезными и не стоящими внимания, что я буду выглядеть настоящей дурой…
– Как хочешь.
От прежней самоуверенности Кравцова не осталось и следа – мысль о предстоящей «стрелке» на пустыре отравила весь оставшийся вечер.
– Ты сегодня ТУДА не придешь?
– Я же сказала, что выхожу из игры. Мне все это стало смертельно скучно. Да и опасно с такими, как вы, которым все равно, с кем и где…
– Но раньше нравилось?
– Просто любопытно было, вот и все. Надо же было когда-нибудь это начинать. Попробовала, все поняла, а теперь не хочу. У меня есть парень, и он мне, представь, нравится. Пусть у него нет денег, но с ним мне спокойно и хорошо. А ты подумай насчет того, о чем я тебе сейчас сказала. Интернат – это другой континент, и в нем свои законы и порядки. Думаю, что они ненавидят таких, как мы, БЛАГОПОЛУЧНЫХ…
Валя встала и посмотрела в глаза сидящему на постели Кравцову:
– А знаешь, что мне кажется?.. Вот Голубева. Она у меня из головы не идет. Ты не думаешь, что ее отравили?
– Как это? Она же была дома.
– Понимаешь, в тот вечер, когда убили Вадьку, по-моему, они должны были встретиться…
– Не понял: кто с кем?
– Льдов с Наташей. Она попросила у меня сто рублей в долг на новые колготки. А еще она сказала, что Льдов позвонил ей вечером и назначил встречу, причем чуть ли не в школе…
– И ты до сих пор молчала?
– Понимаешь, Наташа могла все это придумать… Она ведь была влюблена в Льдова и ждала, когда же он обратит на нее внимание. Я вот сказала, что она с кем только ни была, да? Но все равно Вадьку она любила по-настоящему, она даже стихи о нем сочинила и читала мне. А то, что она спала с Олеференко и Женькой, так это, чтобы возвыситься в глазах Вадьки, она была уверена, что ему нравятся развратные девушки. И ведь это правда…
– Ты имеешь в виду Драницыну?
– Ну конечно… Ты знаешь, что у нее есть взрослый мужчина?
– Да мало ли их у нее…
– Да нет, этот СЛИШКОМ взрослый, ему лет под шестьдесят, но чисто внешне он очень даже ничего… Я видела их сегодня в машине. На Ольге были большие солнцезащитные очки, и она думала, что в них ее никто не узнает, а я вот узнала. Кстати, можно я от тебя звякну ей?
Глава 10
Вечером Корнилову позвонила Голубева.
– Виктор Львович, я бы хотела встретиться с вами, – услышал он взволнованный голос Людмилы. – И прямо сейчас. Если вы не против, я приеду к вам. Возьму такси и минут через десять-пятнадцать буду у вас…
Она приехала через полчаса, и Корнилов не узнал ее. Она была бледнее обычного, но белизна лица и потемневшие, невероятно грустные глаза сделали ее еще более красивой. Корнилов, увидев ее на пороге, такую строгую, с величественной осанкой, подтянутую и хорошо одетую, подивился: как же можно так хорошо выглядеть при том, что она наркоманка? Наркоманы в его представлении должны быть, во-первых, очень худыми, а Людмила Голубева в их последнюю встречу произнесла даже нечто вроде: «Мал стал, дышать трудно» – это о костюме, в котором она была. Ну да, она так и сказала и даже расстегнула две верхние пуговицы жакета! Как же так?
Увидев поднявшегося ей навстречу Корнилова, Голубева подошла к нему совсем близко и, не глядя, нашарила где-то внизу его руку и крепко сжала ее:
– Здравствуйте еще раз, Виктор Львович. Я понимаю, что утомила вас и наверняка уже надоела вам со своими проблемами, в которых сама и виновата, но я нашла, на мой взгляд, что-то очень важное.
С этими словами Людмила протянула ему листок бумаги – записку, в которой было написано следующее: «Приходи сегодня в половине пятого в кабинет географии, у меня есть ключ. В.Л.»
– Где вы это нашли? – теперь уже разволновался Корнилов. – Ведь это, как я понимаю, послание Вадима Льдова? Кабинет географии – и место его гибели. Люда, где вы это нашли? Что вы на меня так смотрите?
– А это что такое? – Голубева достала из сумочки еще один листок. Еще одна записка, и с абсолютно тем же текстом.
– Их что же, было две?
– Две. И обе я нашла на дне мусорного ведра… Хорошо, что муж не успел выбросить…
– Здесь не указано имя адресата, а им мог быть кто угодно. И числа нет.
– Правильно. Вы, Виктор Львович, подумали точно так же, как я, что эту записку написал Вадик Льдов. Но это еще надо доказать, ведь верно? К тому же записки две… Что это может означать?
– Скажите, Людмила Борисовна, честно и откровенно: где была ваша дочь в пять часов пятого апреля? Неужели вы не понимаете, как это важно. Вполне вероятно, что вашу дочь ТОЖЕ УБИЛИ…
– Да вы что!
– А то, что она могла прийти в кабинет географии в пять часов и увидеть там УБИЙЦУ, неужели вы не понимаете? Ваша Наташа могла оказаться свидетельницей убийства, и ее отравили…
– Но ведь мы с мужем были весь вечер дома, и к нам никто не заходил.
– Убийца мог прийти ночью, когда вы уже спали… А Наташа сама могла открыть ему дверь – такие случаи бывают… – Он пожалел, что не может рассказать ей о псевдоограблении Горкиных, ведь не кто иной, как сам Женя Горкин, открыл ночью дверь своей квартиры и вынес все, что только можно было… Так почему бы и Наташе не открыть дверь человеку, которого она любила или встречалась с ним, заранее договорившись об этом. Возможен еще один вариант: она думала, что открывает именно ему, а в квартиру вошел совершенно другой, тот самый, который убил Льдова…
– Может быть, вы и правы. Когда мой муж возвращался с работы поздно ночью, я никогда не слышала – наша спальня находится довольно далеко от входной двери.
– Надо сказать, что записки хорошо сохранились, хотя прошло уже несколько дней и они могли испортиться…
– Дело в том, что мусор мы складываем в полиэтиленовые пакеты, знаете, такие тонкие, прозрачные. Так вот, один пакет все эти дни пролежал под дверью. Муж, когда идет на работу, забирает мусор с собой и выбрасывает в бак во дворе. А этот пакет он не выбросил… Кстати, там же, в этом пакете, я нашла еще несколько акварелей, похожих на ту, что я вам отдала. Помните, там на мосту двое – мальчик в оранжевом свитере и девочка в розовой кофте… Так вот, девочка на ТЕХ акварельках, что я нашла сегодня утром, НЕ В РОЗОВОЙ КОФТЕ, а в полосатой, как тельняшка…
