Иза отступила назад в туалет, пытаясь дрожащими руками хоть как-то закрыть сломанный засов, тем не менее у нее не получилось захлопнуть дверь плотнее. Внезапно она все вспомнила и теперь была полностью уверена в своих показаниях. Это Люция стреляла в нее в «Игле», а сейчас стоит за этой тонкой дверью, и наверняка у нее есть оружие. Точно как в тот день. Перед глазами в замедленном темпе поплыли картинки. Она помнила каждый шаг бывшей подруги, ее взгляд и то, как ее саму парализовало от страха. Она была почти уверена, что Ланге сейчас выстрелит в нее, но на этот раз чуда не произойдет. Нет ни единого шанса скрыться. Ей хотелось кричать, звать на помощь, но она не могла выдавить из себя ни звука. Иза сползла по стене, свернулась в клубок и ждала прихода убийцы. Она закрыла глаза, как будто это могло спасти ее от неминуемой смерти. Через какое-то время дверь вновь заскрипела. Она увидела серые кроссовки с вышитыми на них маленькими зелеными крокодилами, которые, казалось, издевательски скалятся. Теперь однажды спасенная была уверена, что тогда видела не револьвер. Она хорошо помнила черное дуло, резьбу для накрутки глушителя и звук выстрела. Иза потеряла сознание.
Люция всю ночь ждала ксендза Староня в его кабинете. Вчера вечером она не нашла в квартире Буля и Тамары ничего, что приблизило бы ее к пониманию правды. Она обыскала все шкафчики, поверхностно просмотрела документы. Гостья даже не пыталась скрыть следы своего пребывания в квартире. Резиновые перчатки вряд ли помогут, если ей решат инкриминировать кражу со взломом. Говорят, сейчас даже по частице перхоти можно установить ДНК. Поэтому после обыска она оставила Булю записку, в которой проинформировала о том, что была здесь, но ничего не украла, а лишь одолжила папку с документами, касающимися SEIF, и забрала свой депозит в Au
[43]
.
Потом она сделала покупки в супермаркете и вернулась в дом священника. Ей хотелось приготовить тефтели и испечь маковый пирог. Машину Тамары она припарковала у ворот, ключи положила на место и взялась за готовку. Викарий, видимо, спал, потому что вошел в кухню, потирая глаза. Она хотела накрыть на стол, но он остановил ее жестом и прочитал мораль на тему ее скандального поведения, предупредив, что сообщил полиции о побеге и угоне автомобиля.
– Тебя разыскивают. – Он сделал паузу, рассчитывая на эффект.
Люция не реагировала. Она спокойно закончила чистить морковку и уменьшила огонь под кастрюлей с рассольником. В ответ она вручила ему глиняную миску для замешивания теста, после чего взялась за приготовление пирога.
– На самом деле я не позвонил в полицию, – признался через какое-то время Гжегож Масальский и тут же замолчал.
Она подняла голову и вглядывалась в него с ожиданием. Инстинкт подсказывал ей, что только сейчас вокруг нее начало сжиматься кольцо опасности. Викарий остался доволен эффектом. Он продолжал: – Я сообщил твоей тете, она обещала тебя найти. Ксендз поехал с ней. Это примерно в тридцати километрах отсюда, в Долине радости. У вас там дача? Я в детстве тоже гулял там с друзьями, когда бывал у тетки.
Люция порезалась и вскочила, после чего схватила телефон и набрала номер священника, но услышала автоответчик. Она знала, что в тех местах часто не бывает связи, но оставила сообщение о том, что уже вернулась и ничего плохого не сделала, ей нужно было только кое-что проверить. Она положила телефон на стол, рассчитывая, что ксендз перезвонит. Однако мобильник упорно молчал. Викарий удовлетворенно наблюдал за Люцией, явно не собираясь уходить из кухни.
– Лучше бы ты сдал меня легавым! – крикнула она, задыхаясь от слез, вырвала у него из рук миску и начала нервно растирать масло с сахаром.
– Ты прямо профессионал! – промурлыкал викарий. – Ты по образованию повар?
Люция не ответила. Еще одно слово, и она приложит его скалкой. Никогда прежде не встречала человека, который бы настолько ее раздражал.
– Хорошо у тебя пироги получаются, – примирительно добавил Масальский.
– Отвали, – прошипела она. И тут же, игриво наклонив голову, спросила: – Не боишься, что я тебя отравлю?
Он на секунду напрягся, но ничего не сказал.
– Не бойся, это не в моих интересах, – успокоила она его.
– Сейчас выкипит. – Он указал на плиту со стоящими на ней несколькими кастрюлями.
Крышка на одной из них бодро подпрыгивала. Люция подбежала и еще раз уменьшила пламя.
– Шел бы ты уже, – объявила она. – Помолиться, или что вы там делаете в свободное время. Минут через десять будет готово.
– Я уже ел. Пани Тамара сделала бутерброды. Приятная женщина. – Масальский уселся поудобнее. Видимо, ему хотелось с кем-нибудь пообщаться. – Собственно, я привык к сухому пайку. Пока тебя не было, мы постоянно так питались. Я не голоден, а вот ксендз Мартин наверняка будет. Они ищут тебя с двух часов, то есть уже часов шесть. Семь, – поправил он сам себя, взглянув на часы.
– А если бы я по дороге убила кого-нибудь или ограбила? Что бы вы мне сделали? – cпросила она, смеясь. И уже серьезно: – Даже немного хотелось, но никто не попался.
Он тоже улыбнулся. За этой гримасой скрывался мелкий инквизитор.
– Я не верю, что ты сделала это, – изобразил он искренность. – Но тем не менее ты странная.
– Хорошо, что ты – нет. – Люция достала муку, яйца и доску для вымешивания теста. Она думала: что ему надо, почему он тут сидит? Тот факт, что викарий не позвонил в полицию, показался ей подозрительным. Она была уверена, что он именно так и сделает. Вдруг ей пришло в голову, что он здесь вовсе не потому, что ему хочется вести с ней беседы. Он просто следит за ней, чтобы опять не сбежала. Люция осмотрелась и уверенно заявила: – Ты не мог бы оставить меня одну? Не обижайся, мне надо подумать.
– Подумать? – Он встал, явно обидевшись. – Наверное, есть о чем, – буркнул. – Ладно. Я пойду.
– В отличие от тебя у меня есть о чем поразмыслить, – отрезала она и улыбнулась, состроив одну из аккуратных гримас, которые именовала «невидимый карандаш в зубах». Эта улыбка застыла на ее лице, потому что, когда Масальский выходил, он вынул что-то из кармана сутаны. Она слишком поздно сориентировалась. Подбежав к двери, она потянула за ручку, но викарий уже повернул ключ в замочной скважине.
– Второй ключ у ксендза. Он тебя освободит, – услышала она из коридора. – Спокойной ночи.
– И очень хорошо. Ты, мелкий, кривой двадцать первый палец! – крикнула Люция и истерически рассмеялась.
Ей показалось забавным, что она фактически по-прежнему в тюрьме. Здесь было даже хуже, потому что приходилось стараться быть милой и правильной. Сначала она хотела все бросить и выскочить в окно, но отказалась от этой идеи. У нее было дело к священнику. Им нужно прояснить несколько вещей. Она решила, что уйдет только тогда, когда узнает правду. Сейчас ей уже нечего было терять. Она закончила свою работу на кухне, помыла посуду и закурила. Вместо пепельницы воспользовалась чашкой из праздничного сервиза. Эта маленькая выходка улучшила ей настроение. Люция представила себе мину викария. Она скажет ему, что из-за того, что викарий запер ее на ключ, у нее не было возможности выйти на улицу. Какое чудесное объяснение.
