– Она никогда не пробовала наркотики, – вставила мать. – И вообще была очень порядочной девочкой.
– Мама, сейчас я говорю, – урезонил ее сын. – Содержимое кишечника указывало на то, что несколькими часами ранее она хорошо поужинала. Пища не успела перевариться. Остальные пункты тоже не стыкуются. В номере были найдены полная окурков пепельница, банки из-под пива, более крепкий алкоголь. Сестра не пила. В документах об этом нет ни слова, в крови ни следа алкоголя. Никто даже не потрудился установить, кто там был и что делал. Как Моника там оказалась? Подозрительный клуб, почасовой мотель, а ей было шестнадцать лет! Как она туда вошла? – Он замолчал.
Саша положила ложку. Все было очень вкусно, но еда не лезла ей в горло, поэтому она взялась за чтение материалов из папки.
– А брат?
– Его нашли на шоссе неподалеку от Эльблонга. – Аркадий пожал плечами. – Якобы он был пьян. Более двух промилле в крови, тоже без участия посторонних. Я читал заключение судмедэксперта несколько раз и помню его наизусть. – Он указал на один из листов в папке. – Такие повреждения можно было получить, если бы кто-нибудь врезался в него на огромной скорости или если бы его избили до беспамятства, а столкновение только доконало его.
Эльжбета заплакала. Аркадий обнял ее.
– Мама, пойди приляг, – попросил он.
Она покачала головой:
– Я хочу остаться.
Саша взяла в руки фотографии с места трагедии.
– Где вы их достали?
– Как только пришел работать в полицию, начал разнюхивать, – пояснил Арик, – Благодаря этому у нас есть все копии следственных документов.
– Номера автомобиля, сбившего его, установлены? – Саша знала ответ, но предпочитала убедиться еще раз.
Мать и сын покачали головой.
– Он был жив, когда машина сбила его, но это не приобщили к делу. Факт установила другая следственная группа.
Аркадий достал из папки текстильный конверт и принялся вынимать снимки.
– Это ксендз Мартин в восемнадцатилетнем возрасте, – сказал он.
Саша взляделась в фотографию. Благородные черты лица. Длинные волосы, волнами опадающие на лицо а-ля Курт Кобейн, пуловер в цветную полоску на молнии, футболка с надписью «I hate me». Он выглядел скорее как ветреный пустой подросток, чем как будущий клирик.
– Они с Пшемеком дружили, были почти неразлучны. Я видел его всего раз, он приходил к нам в Рождество. Моника со слезами убежала в свою комнату. Мама, ты это лучше помнишь.
Эльжбета вытерла глаза уголком фартука и начала рассказывать:
– Она изменилась. Я сразу это заметила. Погрузилась в себя, повзрослела. Начала одеваться по-другому, более женственно. Сегодня я уже понимаю, что она влюбилась, но тогда мне и в голову не пришло, что это настолько серьезно. И что дело в Мартине. Мы думали, что она слишком молода для этого, считали ее ребенком. Сейчас я воспринимаю это совершенно иначе. Но сегодня и молодежь другая, акселераты. Мы больше переживали за сына. Он был самый старший, совершеннолетний. Мы рассчитывали на то, что он закончит учебу в мореходке, будет строить суда, станет инженером. Собственно, там они с Мартином и познакомились. Эдвард запрещал Пшемеку общаться с этим парнем. Его отец работал на мафию. Все знали, что он связан с преступными группировками. Эдвард боялся, что Пшемек попадет в плохую компанию. Кроме того, Мартин, кажется, принимал наркотики. Наш сын – нет, мы строго за этим следили. То же самое и с алкоголем. Иногда отец позволял ему выпить дома, под контролем, вместе с ним рюмочку-другую, чтобы вне дома у него не было такого желания. Но они все равно тайком встречались. То Рождество я буду помнить до конца жизни. Последнее со всеми детьми, – опять принялась всхлипывать Эльжбета.
– Почему вы считаете, что Мартин причастен к их смерти?
– В вещах Пшемека, которые я забрала из морга, был пейджер «Моторола», принадлежащий Мартину, – ответила Эльжбета Мазуркевич. – Такое устройство для передачи сообщений. Мы даже не знали, что это такое. Нам это было не по средствам. Мартину он достался от дяди из Германии. Потом Эдвард прочел сообщения. Там был наш домашний номер и номер телефонной будки рядом с нашим домом. Мы не сомневались, что Пшемек общался с Мартином. При каких обстоятельствах пейджер попал к Пшемеку, мы не знаем. Мы сообщили об этом полицейским, но они ничего не предприняли. А Мартина даже не допросили.
– Здесь список этих сообщений. – Аркадий подал Саше лист. – Для удобства мы добавили имена, чтобы ясно было, кто кого просит позвонить.
– А это? – Саша вынула помятый тетрадный лист, исписанный двумя разными почерками. Диалог был записан попеременно то ручкой, то карандашом. Внизу тушь была размазана. Кто-то добавил зеленым фломастером буквы «П.» и «М.».
П. Боишься, идиот?
М. Сегодня возле школы, вечером.
М. Я принесу.
П. Нельзя, чтобы М. узнала.
М. Никто не узнает.
М. А то дядюшка меня прибьет.
П. Лучше, чтобы до этого не дошло, а то и меня вместе с тобой.
М. Значит, считай, нас нет.
П. ОК. Послезавтра. Если боишься, я сам.
М. Нет!
М. Если что…
П. Что?
М. Звони тетке за счет абонента. Они туда меня отвезут.
М. Я заканчиваю с этим.
– Это отец нашел в вещах брата. В ящике письменного стола, под книгами. Он анализировал это миллион раз и даже сделал подписи, чтобы упростить полиции задачу. Конечно же никто не заинтересовался. Сказали, что это не имеет никакого отношения к убийству, – пояснил Аркадий Мазуркевич.
Залусская долго держала листок в руках.
– Можно я возьму это? – спросила она. – Отсканирую и верну.
Полицейский и его мать кивнули. Залусская, немного подумав, спросила:
– А Пшемек… Я знаю, что это покажется вам странным… Может быть, он писал песни?
Мать и сын уверенно запротестовали.
– Скорее борьба, спорт, качалка, моделирование.
Саша записала их ответ в блокноте.
– Тело Пшемека очень долго не отдавали, – продолжил Аркадий. – Непонятно почему, если это был несчастный случай. Родителям запретили открывать гроб на похоронах, якобы из-за ужасного вида и запаха останков.
– Гроб был алюминиевый, запаянный, согласно санитарным требованиям, – добавила Эльжбета. – Такой, как для перевозки на самолете. Он стоил бешеных денег, но никто не предъявил нам счет.
– Кто опознавал тело? – спросила Саша.
– Эдвард, – шепнула Эльжбета. – Я не смогла, утром ездила с ним вместе опознавать Монику, а ночью мы узнали о Пшемеке. Я пошла туда вместе с мужем, но не смогла, осталась в зале ожидания. Его едва можно было узнать.
