Она вздохнула, покачала головой.
– Ладно, это сложный вопрос. Что ты все к деньгам сводишь?.. Я так и не поняла, как это может быть связано с хищением двенадцати миллионов долларов?.. Что-то мне от таких ужасов есть захотелось.
Я сказал одобрительно:
– Прекрасно! Мозг начал работать!
– Что-что?
– Мозг, – повторил я раздельно. – Несмотря на то что мозг занимает два процента веса тела, он поглощает десять процентов кислорода, крови, энергии во время сна и двадцать пять, когда не спит, а просто чешется и зевает, но если напряженно думает, то этот гад потребляет почти все! Он вообще потребляет больше половины всего сжираемого человеком сахара! Загляни в вики, лауреаты нобелевских премий сжирали по килограмму шоколада в день!.. По килограмму и больше. Мозг не только жрет четверть всей еды, но выбирает лучшее, а остальному организму, например мускулам, сойдет и говно какое-нибудь…
– Но-но, – сказала она сердито, – не увлекайся гиперболами. Или метафорами?..
Я засмеялся, хотя может показаться немножко странно, но в стрессовых ситуациях всех нас тянет поесть. Нормальных, у кого с психикой в порядке. При еде высвобождаются эндорфины, «гормоны счастья», человек сразу веселеет и чувствует себя лучше.
Женщины в стрессовых ситуациях спешат съесть пирожное или тортик, мужчины предпочитают большой кусок жареного мяса.
Ингрид в этом правильном смысле тоже мужчина: мы заехали в ближайшее кафе и довольно дружно и слаженно заказали по двойному и хорошо прожаренному бифштексу.
Довольная непривередливыми клиентами официантка ушла на кухню, Ингрид взглянула на меня пытливо.
– Что такой задумчивый?.. И взгляд такой загадочный?
– Что-то упускаем, – пробормотал я.
– Что?
– Если бы знал… Так, ощущение.
Она отмахнулась.
– Ты же не бабка старая, нечего к ощущениям прислушиваться. А то еще сны начнешь в соцсетях рассказывать!..
– Ты права, – согласился я. – С этим стоит шагнуть на первую ступеньку вниз, а дальше потащит само.
Официантка принесла по блюдцу с травкой, салатики, чтобы разжечь аппетит, ну прям не обойдемся без травок… хотя, с другой стороны, витамины, микроэлементы…
– А жизнь идет, – пробормотал я, – кто-то миллионы ворует, а в мире тем временем…
Она сказала отстраненным голосом:
– В Эритрее вспыхнула война, по Афинам нанесен ракетно-бомбовый удар, Гелетти забил свой сотый гол, в лесах Белоруссии упал золотой метеорит весом в семь тонн, а в Евросоюз прибыл стомиллионный мигрант из Африки, теперь там анклав Нигерии добивается независимости и создания своего королевства между Францией и Германией…
Я скривился.
– Откуда знаешь? У тебя в ушах радиоприемник?
Она улыбнулась.
– На стене за твоей спиной большой экран с новостями. Ты ешь, ешь салатики, ботаник.
– Бред, – сказал я брезгливо. – Какие это новости? Новости, это что открыто, создано, изобретено в хай-теке, биологии, медицине… А за события с войнами и концертами когда-то будет стыдно ныне смотрящим, будто вообще за футболом наблюдали больше двух секунд.
– Тогда люди перестанут быть людьми! – сказала она высокопарно.
– Скорее бы, – ответил я со вздохом.
Она посмотрела в негодовании, но я абсолютно серьезен, видно же, что в самом деле жду этого дня не с ужасом, а с надеждой и радостью.
– Сумасшедший, – выдохнула она. – Куда мир движется… подумать страшно.
– Точно, – подтвердил я с удовольствием.
– А вы все, – добавила она, – яйцеголовые, самый страшный народ. Чудовище на чудовище. Вы уже не люди!
– Мыслями да, – согласился я с гордостью. – И даже чувствами. Скорее бы всобачить те изменения в себя, что так ждем! Я ни одного дня ждать не буду. Как только, так сразу.
Она поморщилась, подвигала бровями, они у нее классные, но возразить то ли нечего, то ли не захотела спорить в незнакомой для себя области, тем более что со стороны кухни показалась официантка с большим подносом в руках.
Я помог ей переставить на столешницу тарелку с громадным бифштексом для Ингрид, вызвав кислую гримаску на ее лице, видимо, задел ее суфражизм, потому она кивнула официантке, а мне буркнула почти с неприязнью:
– Давай вернемся к хищению. Если это новое слово в воровской технике, то в чем его особенности?
– К примеру, – сказал я, – некто начинает готовиться заранее. Он хочет потратить деньги на самое главное в жизни. Что самое главное? Вовсе не яхты и не покупка самого дорогого футбольного клуба, как думают люди бедные, недалекие и… сама знаешь, кто. К чему эти яхты, если все равно умрет? Лучше быть последним нищим, чем мертвым миллиардером!.. И миллиардеры это обычно хорошо и очень отчетливо понимают. В отличие от бедняка, у которого яхт и самолетов нет.
Она некоторое время смотрела, как я отрезаю от куска мяса, истекающего сладким соком, аккуратные ломтики и отправляю в пасть, фыркнула.
– Да ну?
– У нищего есть шанс стать миллиардером, – напомнил я невнятным голосом, трудно жевать очень лакомое и говорить прописные истины, – а у мертвого нет. Тем более если у нищего в запасе вечность. Потому если предположить, что некто украл деньги, чтобы воспользоваться ими через несколько лет…
Она задумалась, свой бифштекс начала резать медленно и красиво, почти леди, если бы не эти мускулы, вскинула на меня взгляд пытливых глаз.
– А не сам ты это все провернул?
– Ну вот, – ответил я, – опять за рыбу гроши. К твоему сведению, миссис Мускул, если тебе нужна голая, как Коминтерн, правда, то я должен склеить ласты, как ты уже навела справки, в течение двух ближайших месяцев. Если повезет. А то и раньше. Так что мне и триллион долларов без надобности.
Она кивнула.
– Но что-то мне говорит, ты пошел на поправку?
– Берем этот вариант, – ответил я, не опровергая и не подтверждая, – я выздоровел, но… тогда и без денег получу бессмертие в числе первых! Да-да, и по возрасту, и потому, что я в группе тех, кто его разрабатывает. Сперва мы, группа создающих, отшлифовывающих и проверяющих перед выпуском на рынок, потом миллиардеры. Так что меня можешь вычеркнуть. Но если хочешь терять время, давай, вперед с музыкой! Или без музыки.
Она кивнула.
– Хорошо, временно вычеркиваю. Только в какую-то преступную группировку тебя надо все-таки внести. У тебя вид такой. Неспокойный. Я же вижу, тебе не сидится. То ли воровать миллионы, то ли убивать направо и налево… Словом, выглядишь настоящим ученым-практиком. Да и нож держишь, как Франкенштейн.
– Франкенштейн был великим ученым и хирургом, – напомнил я. – И никого не убивал.
