– Сингуляризма, – поправил жилистый, но, судя по его глазам, сам усомнился в точности термина, тут же спросил: – И что тебе сказали?
Авилов сдвинул плечами.
– Только то, что прокричал тот, который выследил нас. Что мы якобы украли двадцать миллионов долларов! С ума сойти. Теперь понимаю, почему все провалилось.
Вальяжный поинтересовался густым голосом высокого начальника:
– Почему?
– Потому что мы готовились прикрыть какую-то мелкую кражу, которую, скорее всего, вообще не заметят. А если у вас что-то получится, то пошлете пару самых тупых полицейских. А за двадцатью миллионами, понятно, вы бросили лучших… А уже здесь мне сказали, что кому-то захотелось дожить до бессмертия. Я подумал и… проникся.
Ингрид прошипела мне тихонько:
– Найду и удавлю того, кто пускается в такие пояснения! Здесь мы получаем сведения, а не от нас!
Вальяжный спросил лениво:
– Что, в самом деле жизнь так дорога?
Авилов вскинулся.
– А вы? Разве для вас не так?..
Вальяжный смолчал, зато жилистый произнес строго:
– А я вот все еще чувствую себя веточкой, а то и вовсе листиком на могучем древе своего рода. Одни листья живут свой срок и опадают, на их месте вырастают другие, а само дерево растет и мужает. Потому листку хоть и не хочется умирать, но он понимает, что отмирает только его часть, а остальное перешло в ствол, а потом весной снова возродится в новом листочке… Скажи, почему нигде не засветили украденные те первые восемь миллионов?.. Пять лет назад, с ума сойти!.. Я бы на другой день начал покупать дворцы и яхты…
– А зачем мертвецу яхты?
Жилистый переспросил живо:
– Полагаешь, тебя сразу грохнули бы подельники? Которых ты обвел тоже вокруг пальца?
Авилов вздохнул.
– Не понимаете… Мы все мертвецы. И вы тоже. Да-да, вы.
Жилистый вскинул брови.
– Почему я?
– Я же говорю, – повторил Авилов замогильным голосом, – все мы мертвецы, потому что умрем. Какая разница, что сейчас пока что живы?.. Это ненадолго. Через несколько лет, пусть даже через пару-тройку десятков все умрем. Потому какая разница, был я богатым или бедным, красивым или уродом, умным или не совсем…
Жилистый потряс головой.
– Погоди-погоди. Что-то не врубаюсь. А при чем здесь двенадцать миллионов?
Авилов посмотрел на него со снисходительностью и жалостливым презрением.
– Прогнозы не читаете?
– Прогнозы погоды?
– В задницу погоду, – сказал Авилов с видом полнейшего превосходства. – Прогнозы тех, кто зарабатывает мозгами, а не как мы… Через пятьдесят лет в их лабораториях создадут бессмертие! Те, кто сейчас гадит в пеленки, бессмертие получат даром, а вот мне, как и вам, до всеобщего и дешевого не дожить. Я наслушался этого, так что когда мне будет семьдесят пять, оно будет стоить от пяти миллионов до десяти!
Вальяжный сказал со стороны:
– Теперь понимаю, почему вы не истратили ни доллара. Но сейчас средняя продолжительность жизни уже восемьдесят два года…
Авилов помотал головой.
– Средняя!.. А в моем роду не было долгожителей. Наоборот, у нас все умирали в пятьдесят-шестьдесят. Конечно, они не заботились о сохранении здоровья, тогда моды не было… да и я о ней не знал, пока сюда не попал. Подумать только, чего только в полиции не узнаешь? В общем тот, кто спер восемь миллионов долларов, с этими копейками окажется в конце стотысячной очереди… но все-таки это шанс!
Жилистый сказал быстро:
– А если спереть еще двенадцать, то с двадцатью шансы выше?.. Но все-таки остается главный вопрос…
Авилов снова помотал головой.
– Я уже говорил, ничего не знаю!.. Указания получал по эсэмэске. Догадываюсь, что по одноразовому мобильнику.
Ингрид наблюдала за допросом неотрывно, я сказал ей вполголоса:
– Он играет, повторяет то, что слышал, на самом деле никакими идеями трансгуманизма не проникся… То ли прикалывается, то ли наводит на ложный след… однако сам того не желая, намек дал… Даже ниточку.
Она спросила в нетерпении:
– Ну? Что за ниточку?
– Кто-то его очень хорошо знает, – шепнул я. – Либо по работе, либо по закрытому клубу. К примеру, клубу трансгуманистов. Не просто коллега, а кто общается достаточно близко, чтобы знать его взгляды, страхи, потайные желания… Это либо сотрудник, который с ним не раз обедал в перерыв, забегал в кафешку, либо играет с ним раз в неделю в боулинг или какую-то еще тупую хрень.
Она ответила тем же шепотом:
– Все, бегу проверить. Подниму все связи.
– Давай, – сказал я. – Если что, кричи «Тону!».
– Не дождесся, – отрезала она.
Глава 9
Чтобы не задремать в теплом помещении, я вышел на свежий воздух, торопливо перекрыл лавину информации, радостно хлынувшей мне в череп. Артериальное давление где-то под сто семьдесят на сто, у меня почему-то между систолой и дистолой всегда семьдесят вместо положенных по норме сорока, пульс тоже за восемьдесят, хотя раньше был в пределах пятидесяти-шестидесяти, нужно научиться успокаиваться, отрезать от себя всякое, а то хрен заснешь… Не всегда же в постели окажется что-то еще живое, что отвлечет…
Я открыл автомобиль Ингрид, он довольно пискнул, узнавая, я еще в первый раз поставил в его электронный мозг свою приоритетность, так что для меня все открыто и готово к выполнению любых приказов.
Где-то через четверть часа ожидания уже начал клевать носом, двенадцатый час, а я привык в такое позднее время засыпать и без мелатонина, хотя сегодня чувствую себя достаточно бодрым.
Все-таки мозг среагировал: перед глазами вспыхнула картинка – Ингрид, что идет по коридору к выходу из участка, вот открыла дверь и остановилась на крыльце, нетерпеливым жестом подзывая автомобиль, но тот и не подумал сдвинуться с места.
Я открыл дверцу, помахал рукой.
– Эгей, красотка!.. Не желаешь прокатиться с джигитом?
Она спустилась со ступенек надменная и монументальная, как памятник святой Ольге, что убила древлян, а потом сожгла их главный город вместе с населением.
Я продолжал улыбаться, хотя она смерила меня злым взглядом. Я все еще держал дверцу, другой рукой похлопал по сиденью, как приглашают болонку занять место рядом.
Она села, угрюмая и раздраженная, буркнула:
– Как залез? За проникновение в полицейскую машину можно припаять срок.
– Ой, – сказал я, – как страшно.
– Не страшно? – спросила она. – Тогда сейчас вызываю наряд…
