А вот матери он всегда кричит: «Дай, я тебя поцелую!» Но разу не предложил этого ни мне, ни Андрею. Мать, конечно, боится ему лицо подставлять. У Сергея такой клюв, что мало не покажется, если долбанёт. Но всё равно смешно. Себя попугай зовёт «чудик» и «дорогуша». Кстати, у попугаев только мальчики разговаривают, а девочки — нет.
— Давай, Божок, выкладывай! — приказал Андрей.
— Есть! — отозвался я и чихнул.
Я замечаю, что в последние дни с Озирским что-то творится. И мать тоже спрашивала, какие проблемы. Но он только отмахивается. Видно, что тошно ему. Неужели Липку Бабенко к Миколе ревнует? Да шеф только моргни, Липка к нему кинется. Влюблена, как кошка. Конечно. Андрей не мог развестись с Франсуазой, но теперь ничто не мешает им пожениться. Липка и Чугунова отставит, и Матвиенко.
Только шеф явно не торопится делать ей предложение. Тогда почему же страдает? Спрашивать бессмысленно — всё равно не скажет. Ещё и цыкнет — чтобы не лез не в свои дела. Что ж, остаётся только докладывать про Щипача-Воровского. Пусть шефу хоть одна радость будет. Ведь я нашёл ценнейшего свидетеля.
— Итак, ты встретил того парня у водоёма девятого апреля?
— Да, вечером, когда уже стемнело. Около девяти примерно. Я время засечь не успел. Он опять за уткой пришёл, как тогда. Живёт то на свалке, в Подольске, то в подвале — в Перово.
Наверное, мать с горя решила покрасить волосы. Купила шампунь «Клэрол» огненного тона. Но ей лучше всего быть блондинкой. А мать всё равно своё гнёт: «Хочу сменить имидж!» Жаль, что Олега нет. При нём мать себе такого не позволяла. Ладно, Ленка Мартынова башку себе уродует, но она… Думает, если рыжей станет, настроение улучшится? Всё это муть.
Наверное, помнит про святочное гадание. Вон, уже красится. Значит, кого-то нашла, а признаться боится. Ну, ничего. Поправлюсь и разберусь…
— Каким образом вышел у вас разговор? — продолжал Андрей. — Ты к нему подошёл, или он к тебе? Как долго вы беседовали? Давай всё, по порядку, ничего не упускай. А потом я тебе вопросы задам — как обычно.
— Подошёл я к нему, попросил закурить. Якобы зажигалка у меня села. Он стоял на бережку, руки в карманы. Смотрел на уток, плевал в воду…
Конечно, вопросик банальный, но ничего другого я не придумал. С него начинаются все «гоп-стопы»*. Я ведь уже болел, и голова особенно не соображала. Шеф всегда говорил, что у меня интуиция хорошая. То есть, я чувствую, как нужно поступать в разных ситуациях. Тогда мне показалось, что ничего особенного выдумывать не надо. По-простому получится лучше всего.
— Опиши этого пацана. Понимаю, что тебе плохо, но работа есть работа. Даже в темноте ты, разумеется, его разглядел.
— Он восемьдесят третьего года, пятого июня. Ростом много выше меня. Худой, грязный. Свалка, ты же понимаешь. Но одет в джинсы — правда, рваные. Куртка у него, кепка с лейблами. Всё со свалки. У них там много чего найти можно. Щипач говорил, что даже пиво находят, в банках, и продают потом на дорогах. Закуску разную тоже. Щипач говорил, что и деньги не раз находил. Но чаще всякое шмотьё. Один раз с приятелем «видак» нашли. Хотели починить, но не вышло…
— Божок, смотри внимательно. — Андрей достал из кармана куртки несколько фоток, показал мне. — Щипача здесь нет?
— Нет, — сразу ответил я.
— А других не знаешь?
— Нет, никого.
— Точно? — Шеф тасовал фотки пацанов, как карты.
— Точно. Щипача я запомнил в мелочах. Он рыжий, вернее, ржавый такой. И глаза жёлтые. Узнать его могу железно.
— По сравнению со мной определи рост, — попросил Озирский.
— Чуть повыше плеча тебе будет.
Зачем Озирскому его рост, не пойму. Хоть бы поспать дал. Всё равно не поймает. А если и поймает, но узнает не больше моего.
— Значит, сто пятьдесят семь примерно. — Андрей уселся обратно в кресло, отобрал одну фотку.
Там был изображён толстый мальчишка с короткой чёлкой цвета соломы. Глаза его совсем заплыли жиром. Было даже невозможно определить их цвет.
— Ему десять лет. А во дворе его по имени-отчеству звали. И в школе авторитете был. Совершил пятнадцать квартирных краж. В основном, в одиночку. Открывал практически любой замок. В своём роде гений. Наручники на него надели, так он от них освободился. Когда с дела возвращался, все дети торчали во дворе. Каждому парень давал по шоколадке. Мужикам не забывал «пузырь» выставить. Мальчишкам покупал дорогие сигареты. Часто на шее у него цепочки видели. На пальцах — дамские перстни. В день по миллиону, бывало, тратил. Семью кормил. У матери, кроме него, ещё трое было. Я и подумал — это не Щипач-Воровский? Ты же говоришь — ас.
— Нет, это не он. А как фамилия толстого?
— Зенгин. Когда он взял первую квартиру, ему было семь лет. Как и ты, мог пролезть в любую форточку. Но, при его комплекции, это практически невозможно. Сначала действовал в группе. Большие парни его использовали. Говорит, боялся. А потом привык. Квартиру мечтал купить просторную. Удивлялся, почему все граждане хранят деньги в одном месте — под бельём. Будто ничего другого не придумать! В свои-то годы Зенгин был уже завидным кавалером. У себя в Отрадном на дискотеки ходил с самыми лучшими «тёлками». И они гордились такой компанией. Одна из девочек посадила Льва Викторовича на иглу. В последнее время его часто видели «обдышенным». Недавно он умер.
— Нет, Щипач живой пока. Он в Солнцеве жил до побега. На Боровском шоссе.
— И этот субчик из Солнцево. — Шеф показал ещё одну фотографию. С неё смотрел бритый наголо парень — бешеный, как бык. — Мондзелевский Егор Стефанович. Его старший брат, по моим сведениям, имеет отношение к одноимённой ОПГ*. Тоже классно ворует. Шампанское ящиками ставит друзьям и подружкам. Но этот вряд ли станет жить на свалке…
— Да нет, он совсем на Щипача не похож. Тот улыбчивый такой, юморной. На контакт идёт сразу, если хочет. Правда, он не курит, сколько ни пытался приучиться. На свалке ведь без этого нельзя. Но курить ему тоже противно. Поэтому носит противогаз или респиратор. Сказал, что спичек и зажигалки у него нет, а только фонарик. Тоже на свалке нашёл, и батарейки к нему. Но мы поговорили недолго. Потом он ушёл. Я подождал немного, и тоже свалил от пруда. Там алкаши какие-то появились — то ли от гаражей, то ли от ларьков. И снег пошёл, холодно стало…
— Он не курит? Усмехнулся Андрей. — Интересный мальчик. У меня в коллекции пять фотографий нескольких «свалкеров». Но твой Щипач, как видно, и тут между струйками проскочил. Не оскудела земля наша талантами. Вообще-то свалка — потрясающее место, Русланыч. Это — огромный организм, живущий по своим законам. Государство в государстве. Причём, порядка там куда больше, чем у нас здесь. Чтобы на свалке выжить, надо иметь недюжинные таланты. Такие, например, как у твоего Щипача. Я бы очень хотел его отыскать. Не для того, чтобы читать нравоучения. Я просто спасать его надо. Боюсь, погибнет парень, как многие и до него, и после. Поэтому и спрашиваю о нём так подробно…
