Потом расстегнул сумку, нашарил тёплую бутылку. Водку никогда не любил, а вот кагор пил часто. Ещё бабушка в Макеевке поила — от простуды. И когда рвало мальчишку, несло, тоже доставала из буфета бутылку с багрово-фиолетовой жидкостью.
Сейчас Микола зубами вытащил пробку, сделал несколько глотков. Сразу стало легче, и зубы перестали клацать. Парень перепрыгнул через канаву, подвернул ногу, послал весь свет по матушке. Потом, прихрамывая, зашагал дальше. Что с этим поганцем орущим делать? Может, тут его и бросить? Мать его не пожалел, так и о сыне нечего сердцем болеть…
«Не веди ж ты мене,
Не прошу я тебе,
Бо лихого мужа маю,
Буде быты мене!»
Как же это страшно — бить, убивать! А люди ходят на «мокрое дело» много раз и особо не комплексуют. Может, Микола Матвиенко не был рождён душегубом, и потому помешался? Кровь на бездыханном теле… Неужели теперь всю жизнь это будет мерещиться? Бабуля, что бы ты сказала, узнав такое про своего Миколку? Когда пил кагор, мне показалось, что ты рядом.
Что бы ты сделала сейчас? Отвернулась от внука? Пожалела его? Я никогда больше никого не ударю. Даже муху не обижу, только бы не взяли сейчас! Я должен увидеть маму, сам во всём ей признаться. Объяснить, как это дело вышло. А уж потом решим, как поступить.
Утром мне надо оказаться в Твери. И оттуда продолжить путь к тебе, моя родная, любимая мама! Ты говорила, что надо прощать заблудших. Прости меня и пойми. Если хочешь, я уйду в монастырь…
Микола остановился около колодца, едва не ударился о сруб. Он задыхался, шёл с открытым ртом. Ага, вот и домик, но окна в нём тёмные. Нет, одно слабо светится. Значит, люди здесь есть. Сейчас собака выскочит. На ночь она, конечно, спущена с цепи. Придётся лезть на дерево, чтобы не покусала.
Он подошёл поближе к забору, увидел конуру. Пса там не было. Наверное, удрал бегать по лесу. Сейчас надо быстро положить ребёнка на крыльцо, стукнуть в окно и бежать без оглядки. Может, придёт хоть ещё одна электричка?
Андрейка вдруг притих — как будто что-то понял. Микола, опираясь рукой на сруб колодца, вглядывался в темноту. На изогнутых ресницах ребёнка висели две блестящие слезинки. Пухлые губки жалобно кривились.
— Заорёшь — скину в колодец, — прошипел Микола ему на ушко. — Нам нужно тихо во двор зайти…
Андрейка выгнулся назад и стал икать. Видимо, его сильно тошнило.
— Фиг с тобой, горе моё!
Микола, уже не думая о собаке, которая могла примчаться домой из леса, прямо по лужам ринулся к калитке. Открыл её на удивление легко, нащупав щеколду просунутой между дощечками рукой, влетел в дворик. Темнела дырка в высокой, крепкой конуре. Но Миколу пока никто не заметил, и он заторопился.
Наклонившись к крыльцу — склизкому, тёмному и холодному — Микола положил Андрейку к порогу. Потом спрыгнул вниз, запнулся о бочку. Грохнул валяющимся тут же цинковым тазом. Дотянулся до окна в покосившемся наличнике и три раза стукнул согнутым пальцем в стекло того окошка, где горел свет.
Он услышал испуганный возглас в домике и понял, что там находится старуха. Одна или нет, трудно сказать. Матвиенко стремглав побежал назад, к калитке. Вряд ли бабка сейчас одета. Может быть, уже легла. Пока станет искать сапоги и ватник, повязывать платок, можно отойти на безопасное расстояние. И убедиться, что Андрейку подобрали. Значит, с ним всё в порядке.
На занавеске в крапинку зашевелилась тень. При неверном свете лампочки Микола увидел крупное морщинистое лицо, редкие седые брови, отвисшую губу и фонарик между двумя цветочными горшками. Бабка, кажется, что-то сказала, но Микола не расслышал. Он уже опять был у колодца, готовый в любой момент бежать назад, к станции.
Пёс загавкал совсем рядом. И вскоре, чавкая лапами по залитым водой грядкам, ворвался в огород. А потом завилял хвостом, обнюхивая чужого ребёнка. Огромная дворняга, помесь с овчаркой, заскулила, потом издала звуки, напоминающие свист. Когда дверь открылась, и на пороге появилась хозяйка, псина залаяла опять, крутясь у неё под ногами. Миколе от колодца была хорошо видна старуха — высокая, дородная, крепкая, в полушалке и старой нейлоновой куртке.
— Кто здесь? — громко спросила она.
Старуха посветила фонарём сначала в сторону калитки. Увидела, что та приоткрыта. Хотела уже спуститься с крыльца, но тут завизжала собака.
— Ты чо, Тузик? Ох, да кто тут?… Господи, да нешто дитё? Тузик, отойти-ка, я сейчас подниму его…
Бабка наклонилась к Андрейке и облегчённо вздохнула.
— Ох, слава Богу, живёхонький! Да не реви ты, рёвушка! Кто ж ты, парень али девка? И кто бросил тебя, такого славненького? Что ж это за ироды? Ночью младенца таскают, да кидают на чужой порог!..
Старуха умело прижала к груди Андрейку, покачала его. Сама она долго вглядывалась во тьму, потом махнула рукой.
— Да чего же теперь? Раз сбегли, так и не воротятся. Тузик, пойдём-ка, глянем. Может, записка какая есть? Подкидышам-то положено имя писать. Вот не ждали мы с тобой, Тузик, не гадали…
Старуха успокоила Андрейку моментально. И Микола удивился, что ребёнок безошибочно почувствовал женские руки.
— Бросили все нас с тобой, а тут дитятко Бог послал. Ну, пошли, пошли, погреемся! Голодный ты, наверное, и мокрый весь. Одет-то справно, дорогие тряпочки на тебе, красивые. Вот люди! И деньги имеют, а ребёнка подкинули. Какая же стервоза бросила тебя? — Старуха толкнула дверь задом, шагнула в сени. — Молочка сейчас согрею, помою маленько. Только бы не заболел — весь промок под дождём. И холод такой!..
В домике засветилось ещё одно оконце. Хозяйка ретиво взялась за дело. Она принялась обихаживать найдёныша, появление которого явно доставило больше удовольствия, чем беспокойства. Микола довольно хмыкнул, сообразив, что угодил в самое яблочко. Возможно. Андрейку объявят в розыск. А бабка хоть радио, да слушает. Или кто-нибудь из её соседей, знакомых…
Теперь ребёнка будет легко найти, особенно с запиской. Его возвратят в семью. А в какую семью-то? Ведь теперь у Андрейки нет матери. А Микола и забыл. Его тётка Оксана вот-вот приедет. Но она, на правах четвёртой жены чеченского «авторитета», живёт в Стамбуле. Вряд ли её муж обрадуется появлению Андрейки.
Тогда пусть Озирский об отпрыске позаботится, примет в семью. У него есть сын и дочка от покойной жены, пусть теперь ещё один хлопец будет. Он ведь Липку первым трахнул, хотя мог бы этого и не делать. Ведь не нужна была ему Липка. Мог бы другой «тёлкой» её заменить в постели. Тогда бы Липке не с кем было сравнивать Миколу, в том числе и как мужчину. Конечно, такому сопернику и проиграть не стыдно! И нужно было отбросить нож подальше, прочитать молитву. Не сообразил…
Тузик высунул морду из калитки, разок гавкнул в сторону колодца и скамеечки, но с места не сошёл. Не кинулся вдогонку, не прыгнул сзади на незваного гостя. Набрав в грудь побольше воздуха. Микола делал шаг за шагом по тропинке, и каждый ударом сердца обливался холодным потом.
