Не надо надеяться, что ОН женится. Я буду плакать от ревности, пока Он трахается с женой. Я и сейчас плачу, когда про это думаю. Я — просто любовница женатого мужчины, а хочу быть законной супругой. Единственной, а не как Оксанка у своего чеченца. Мне противно про такое даже думать.
Я не хочу быть свободной. Мне нужна любовь, семья. Микола — самый лучший на свете. Он будет меня любить и жалеть. Когда приедет в апреле, дам согласие. Только будет мутота в ЗАГСЕ — мне нет и шестнадцати. Мы непременно обвенчаемся. На ещё Микола обещал обязательно усыновить Андрейку. Потом у нас будет дочка. Но после кесарева нужно ждать три года. Мама Миколы хочет, чтобы я приехала в Макеевку. Она меня видела только ребёнком.
24 марта. Я повезла Андрейку гулять в парк «Красная Пресня». Кругом много снега, очень холодно. Андрейка немножко кашляет и сопливится.
Озирский мне больше не нужен. Надоело сидеть у телефона и ждать его милостей. Пусть гужуется со своей графиней, сколько хочет. Не нужна мне его жалость, ничего не нужно. Мы просто будем друзьями. И жить своими семьями, будто ничего и не было.
Горькое одиночество достало меня. Хочу по вечерам кормить ужином Миколу на этой вот кухне. Я уверена в женихе. Он меня ни на кого не променяет. Скорее бы приехал!
Чем Франсуаза лучше меня? Ведь ей тридцать лет. Потому что француженка, это престижно. Да ещё графиня. Но ОН её не любит. Даже ночью, когда занимается сексом. ОН никого никогда не любил. Но ведь не бросает же, живёт…
ОН не обещал на мне жениться, никогда. Но я всё равно надеялась. Особенно когда родила сына. Фрэнс знает, что Он со мной спит, но сцены не устраивает. У них во Франции это нормально. Ждёт, когда всё пройдёт. Называет это «лёгкий флирт».
Я не знаю, с кем ЕМУ лучше. Говорит, что хорошо с обеими, но я не верю. Жаль, что Фрэнс была знакома с НИМ до меня. А то я бы не допустила. Она за соперницу меня не считает. Серьёзно не относится.
Я веду себя плохо. То ползаю на коленях, то ору на Озирского. ЕМУ я надоела, конечно. И ОН мне надоел. Помучаюсь ещё месяц и забуду его навсегда.
Зачем только спуталась с НИМ? Жила бы себе и жила. Но тогда Андрейки не было бы, солнышка моего! Нет, всё правильно, что я не пошла на аборт. А ведь мне врачи предлагали.
На черта мне сдался Озирский? Он гуляет от жены. От меня бы тоже гулял. А Микола не будет изменять, точно. Не нужен мне ловелас. Пусть муж только мой будет. Мы решили с Миколой прожить 75 лет. Это называется «бриллиантовая свадьба». Мне тогда будет девяносто, а ему девяносто пять. Человек вполне может столько прожить.
Если бы пошла на аборт, могла стать бесплодной. А так у нас уже будет сыночек. Я считаю деньки до Миколкиного приезда. Он привезёт Андрейке три пары ботиночек и поводок со шлейкой, чтобы учиться ходить. Ребёнок такой подвижный, озорной. Всё время носом летает. Мне некогда с ним заниматься. А у Прасковьи болит поясница.
В прошлый раз Микола привёз ночной горшок в виде собачки, я ржала до упаду, так понравился. Теперь сынок на другой горшок и не садится.
Зима кончается. На будущий год Андрейка будет ходить, говорить. Я уже купила ему шубку из овчины, валенки, санки. Начну вязать новые носки. Из старых он вырос.
25 марта. Я готовила на кухне, Андрейка спал. Пришёл Павлуша, весь какой-то мятый. Наверное, с похмелья. Сказал, что тётю обокрали, пока она на Самотёке не жила. Наверное, соседи, сволочи. Я ужасно расстроилась, что это из-за меня. Так стало тошно! Села на табуретку, руки свесила. А Павлуша сказал, что тётя копила на поездку к Святым местам, в Иерусалим. А теперь ей не видать Гроба Господня. Она больна смертельно, рак у неё. Только этой мечтой и жила, а теперь зачахнет.
И у Павлуши ни копейки нет, выручить тётю не может. Одни они на свете. Я вижу, он хочет, чтобы я помогла. Спросила, сколько ей нужно денег, чтобы съездить. У нас ведь есть и золото, и деньги. Только материно кольцо Оксана на пальце в Турцию увезла.
Мы продали золото, добавили деньги. Микола мне привезёт, он добрый. У сестры в Стамбуле украшений хватит. Её чеченец очень богатый. А тут человеку нужны деньги. У него радость последнюю отняли, надежду на исцеление. Проживём как-нибудь, перебьёмся. Оксанка бы отказала, но у меня другой характер.
У меня было 2 миллиона рублей. Я оставила до Миколки 200 тысяч. Остальное отдала Павлуше. Он долго меня крестил рукой по воздуху. Потом Прасковья позвонила, ревела от радости. Сказала, что Господь воздаст мне за сострадание и помощь. Сестра голову оторвёт, когда приедет и узнает. Да ещё может прочитать этот дневник. Я ничего скрывать от неё не хочу, но и признаться боюсь. Вот хоть так, на бумаге написать.
Пусть Прасковья увидит в Израиле все храмы. Ей всё равно жить осталось мало, а я успею. Кстати, цацки мне дарил Озирский, так что они мои. Дарёное не дарят, но что было делать? Прасковья, правда, больная. Худая вся, жёлтая, а под глазами черно. Не ест ничего, её всё время тошнит. Очень жалко женщину.
27 марта. Никак не могу найти Прасковью и Павлушу. По телефону отвечают, что квартира вообще отдельная, и таких там нет. Вещички Прасковья забрала вчера, оставила только иконки. Книги унесла, потому что я к ним не притронулась. Сегодня, с Андрейкой на кенгурушнике, побежала в церковь на Ваганьково. От запаха ладана и тихого пения расплакалась.
За стойкой, где свечки придают, стояла другая старуха, в чёрном. Я к ней подошла, спросила. Она ответила, что Паша больше тут не служит. И, где искать, она не знает. Вроде, на Самотёке.
Я чуть себя не разорвала! Дура, надо было спросить фамилию и отчество. И полный адрес узнать. Так она бы и про это наврала. Воровка, мошенница! А я ей своё золото отдала, деньги. И маминых несколько колец, серёжки. Не денег жалко, а обидно. Значит, верить людям совершенно нельзя!
Сестра со мной навсегда разговаривать перестанет, Озирский тоже. Хорошо, что обручальное мамино кольцо, что было на ней в день гибели, у Оксаны. А то бы вообще никакой памяти не осталось.
Я думала, что в церкви фамилию Прасковьи знают. Спросила у служителей. Сказали, что Иванова, Прасковья Прокловна. Ей 59 лет. Вдова, детей нет. Озирский нашёл бы её. Но я никогда не решусь признаться. И сама не могу искать. Не знаю, как это делать.
Оксана приедет только через три недели. А когда Андрей, не знаю. Сестра и побить меня может, за ней не заржавеет. А пока я тут буду одна, Прасковья с Павлушей удерут далеко. И ищи ветра в поле! Может, и паспорт у неё фальшивый. Тогда и Озирскому будет не найти. Наверное, золото барыгам загнала, а не в магазин. И пропали мамины драгоценности с концами! Особенно серёжки с рубинами жалко. Их маме папа подарил. И часики золотые, на браслете, тоже очень жалею. Ещё — серебряный браслет, с гранатами. Оксана даже после маминой гибели эти подарки сохранила, а я своими руками воровке их отдала!
