— Бог простит, — буркнул Озирский.
— Интересно, а что за болезнь у хозяйских детей? — тихо спросила девушка.
— Вячеслав Лупанов за год до их рождения в Чернобыльской зоне работал, — пояснил Андрей. — Они тогда со Светланой только поженились. Решили на машину заработать. Кстати, и Света туда ездила. Они верили официальным заявлениям, что там безопасно.
— Я до сих пор думала, что человек с двумя головами — это фантастика, — призналась Гета. — Но ужас стал явью…
— Из через кесарево извлекли, — шёпотом сказал Озирский. — Предложили отказаться, Светлана не согласилась. Теперь вот пытается бодриться…
Гета щёлкнула колёсиком транзистора. В комнате зазвучал голос известной эстрадной певицы.
Как жаль, что я уже не та,
Уже спокойно сплю ночами.
Осталась за спиной черта,
За ней мы раньше так скучали…
Но канула любовь в лета…
— Оксана всё время эту песню гоняет, — сказал Озирский, ни к кому не обращаясь. — Изводит себя в конец, и не может перестать.
— О муже вспоминает? — догадалась Гета. — Она разве не знает, что он погиб? Ты не говорил разве?
— Не говорил. Боюсь выбить её из колеи. Когда операция закончится, сообщу. Надеюсь, что ребёнка теперь Оксане вернут.
— Она ждёт вестей в ночном клубе, — сказал Чугунов и назвал адрес. — Там ты и сообщишь?
— Смотря по обстоятельствам. Может, и там, — Андрей то и дело смотрел на часы.
Но ночами часто предо мной твой образ
Мне напоминает о тебе, любимый,
Мой родной, как часто слышу я твой голос,
Он зовёт меня в тот день неповторимый.
Я бегу к тебе, я так стараюсь,
Падаю во сне и просыпаюсь…
— Не могу слушать Таню Буланову без слёз, — Генриетта промокнула глаза платочком. — Теперь Оксане только и остаётся, что видеть мужа во сне. Он умер десятого мая? Здесь, в Москве?
— Да, в Москве, — кивнул Андрей. — А под бомбёжку попал в Чечне. Как раз в тот день, когда Оксана узнала имя Надежды Беловой и ещё много интересного. Говорила, что всё время вспоминала про Руслана Элдаровича. Чувствовала, что с ним случилось несчастье. И, действительно, он неожиданно уехал из Турции. В Чечне попал под бомбёжку в одном из горных сёл. Кто-то донёс о нём федеральному командованию. Много народу погибло, включая мирных жителей. И Падчах был ранен. Ему ампутировали обе ноги. Одну — до колена, вторую — под пах. А левой руки у него и раньше не было. Я об этом узнал от его сына Мохаммада. Он рассказал это после того, как сообщил о кончине своего отца. Тело Падчаха, несмотря на боевые действия, было доставлено в Чечню и захоронено на родовом кладбище. Мохаммад отдал должное врачам, которые пытались спасти его отца. Но Падчах не хотел жить калекой…
— Интересно, — вдруг задумалась Гета. — Десятого мая умер Эфендиев. И тогда же его брату сделали операцию. Правильно?
— Правильно, — пожал плечами Озирский. — Падчах — кузен адвоката Хенталова. Они нашли друг друга совсем недавно. И внешне — одно лицо. Я их свёл, между прочим. Но пообщаться братьям не удалось. Энвер тогда был очень плох. Даже важные события в жизни братьев произошли в один день и год. В пятницу, что очень важно для мусульман. Только одно событие радостное, а другое — печальное.
— Андрей, а папе нельзя сделать такую операцию? — с надеждой спросила Генриетта. — Я уже не могу без наших с ним бесед, без его советов, без психологической поддержки. Только бы мозг заработал, и больше ничего не надо…
— Откуда я знаю? Не моя епархия. С врачами говорить нужно.
Озирский смотрел на дорогу за забором. По ней ходили разные люди, но Беловой там не было.
— Неужели Надежда сегодня не приедет? Бывает, конечно, всякое. И Оксану могли ввести в заблуждение.
— А операция Хенталова не была связана с пересадкой органов или тканей? — неожиданно спросила Генриетта.
— Ничего не знаю про пересадку, — машинально ответил Озирский. — От кого пересаживать-то? Нет, надо хозяев спросить, всегда ли Надежда предупреждала о неявке. Сотового телефона у них нет, сообщить о нас они не могли. Да и ребята всё время следят…
— Нет, Андрей, в этом что-то есть! — вдруг вскинулся Чугунов. — Ты говоришь, что братья очень похожи. Может, в Москве, в один день, они оказались недаром? Почему-то операцию адвокату делали ночью, когда скончался Падчах. Я знаю, так бывает. У меня друг есть, Сашка Митюрников. Мы вместе в школе учились. Его отцу пересадка сердца требовалась, а доноров не находили. Папа уже совсем отдавал концы. Но тут на мотоцикле «Ямаха» разбился брат Митюрникова, Ростислав. Как только он скончался в больнице, извлекли сердце, и дали отцу наркоз. Прошло пять лет. Папа живёт, ни на что не жалуется. Может, от одного брата другому пересадили какие-то ткани? Ведь они буквально двойники на вид! А, шеф?
Озирский несколько секунд непонимающе смотрел на Чугунова. Потом вдруг ахнул, сжал кулаки на столе, закусил губу. Когда через минуту поднял глаза, Чугунов с Гетой его не узнали. Просветлённый и в то же время постаревший, Андрей будто за это кратное время прожил много лет.
— Может! Очень может быть… Как я не догадался? Просто потому, наверное, что не способен на такой подвиг. Мохаммад был в гневе. Ведь ему говорили, что жизни отца ничего не угрожает. А он неожиданно скончался. Значит, и не угрожало ничего! Падчах мог бы жить, но сознательно отказался от этого во имя здоровья брата. Не знаю, как Падчаху удалось это сделать. Ведь человека нельзя умертвить, даже по его просьбе. Наверное, хорошо заплатили. Прошу вас — молчите об этом. Ничего ведь не доказано…
— Конечно! — одновременно ответили Чугунов с Гетой.
В этот момент послышалось дребезжание стекла. Озирский увидел физиономию Божка, который делал условные знаки. Значит, Надежда прибыла, и надо её встретить. Лупановы должны были выйти к ней под контролем Божка и Щипача. И, как ни в чём не бывало, проводить на веранду. Присутствие чужих детей на участке Лупановых вряд ли могло встревожить учительницу. Ведь к Элле и Белле часто забегали гости из соседних домиков.
— Так, внимание! — Андрей тут же стал собранным, хладнокровным. — Все надеваем маски. Гета и Лёха просто создают фон, стоя по углам. Основное я беру на себя. Не думаю, что мне понадобится помощь. Вопросы есть? Быстро!
Андрей увидел, что вопросов нет, и мгновенно натянул «рубоповку». Остальные двое сделали то же самое и застыли в двух углах комнаты. Транзистор Гета уже давно выключила. Озирский удачно превратил обычную комнату загородного домика в настоящую мышеловку. Вся обстановка должна была создавать у Беловой ощущение безнадёжности, смертельной тоски. Вырваться отсюда можно было, только признавшись во всём.
Заходящее за лес солнце заливало стену комнаты и дверной проём. Белова вошла и остановилась. В шафрановом зловещем свете виднелись три мощные фигуры. Вместо лиц Надежда увидела чёрные маски с прорезями. И поняла, что попалась.
