И оба улыбнулись.
– А ты из каких? – спросил Илья Александра.
– А я из пскопских… – ответил Александр, обтираясь полотенцем.
– Это что же значит? – снова поинтересовался Илья.
– Помню, был такой фильм из отечественного классического кинематографа «Мы из Кронштадта». Так вот там солдатик, сидя в окопе, лишь крестился и попеременно менял погоны, в зависимости от того, кто наступал и занимал тот окоп… красные или белые… И у меня есть свои погоны… чья власть, те погоны и надеваю…
Улыбка тронула лицо Ильи.
– Давай вечерком встретимся, посидим, пообщаемся… – предложил ему Илья.
– Если захочешь меня увидеть, то я в полночь хожу купаться на озеро. Вода, скажу тебе, как парное молоко…
– Договорились… – ответил Илья. – Запиши номер моего мобильного…
Александр, подпоясанный одним полотенцем, широко развел руками.
Когда Илья проснулся и, потянувшись, встал с постели, то первым делом увидел стол, заставленный бутылками и недоеденной снедью.
Он подошел к столу и прямо из горлышка допил оставшуюся в бутылке минеральную воду, а затем выглянул в окно и увидел въезжающий на территорию монастыря полицейский «газик».
«Что за шутки? Неужели это за мной… – подумал он, быстро одеваясь. – Не стали брать в Москве… Притворились сочувствующими и привезли сюда… Подальше от глаз общественности. Или же я еще что-то ночью натворил?..»
Услышав в коридоре шаги, он быстро открыл дверь и вышел из своего номера.
Навстречу ему по коридору брел кто-то из монастырской братии.
– Отец, ты не скажешь, что там случилось, смотрю, милиция приехала… – начал Илья.
– Послушник ночью повесился, – ответил тот, не поднимая головы.
– Беда какая… Молодой?
– Семнадцать накануне исполнилось, – ответил монах, проходя мимо Ильи.
– Девушка, наверное, бросила? – высказал предположение Илья.
И тут монах не выдержал и остановился, посмотрев на посетителя как на тяжелобольного, и пошел дальше.
Илья вернулся в номер…
«Неужели это я виноват в смерти этого прекрасного создания?»
Он снова сел на кровать и стал собирать разрозненные картинки воспоминаний. Вот он снова в своем номере, за столом, кроме Олега, еще два молодых человека в черных облачениях. Почти все уже основательно пьяны. Илья вспомнил, как он находит сигареты и, пошатываясь, доходит до двери своего номера.
– Я купаться, – говорит он и выходит.
У входа стоит… молодой послушник.
– Привет, ангел… Ты ко мне?
– Скажите, пожалуйста, а келейник Олег в вашем номере? Его настоятель спрашивает…
– Так тебе Олег нужен? Жаль, что не я… Заходи, он здесь…
Потом Илья вспомнил берег озера, молодого трудника Александра, уже плескающегося в воде. И то, как он сам, раздевшись, вошел в воду… А потом они вместе шли к номеру Ильи и по коридору им навстречу весь в слезах пробежал тот самый юноша.
Но вот картинки воспоминаний рассыпалась, словно это были фрагменты занимательных, но разных пазлов.
Илья снова выглянул в окно. Ему показалось, что кто-то из братии показывает полицейским на его окно.
«Неужели и в гибели этого юноши есть и моя вина? – снова подумал он. – Может быть, тогда и лошадь, и эта треклятая собака. Тоже все дело моих рук… И что же теперь делать? Нет, надо бежать. Скорее бежать из этого монастыря…»
И Илья стал быстро рассовывать по карманам документы и деньги…
Утром келейник Олег был вызван в келью настоятеля.
– Что ты обо всем этом знаешь? – строго спросил его архимандрит Арсений.
– Вы про Митрофана? Так я его даже не видел…
– Как ты его не видел, если я сам его за тобой вчера посылал… Ты почему, сука, телефон свой отключил?
– Да мы того, вчера немного позволили…
– Совсем уже стыд потеряли?
– Вы же сами сказали, чтобы ни в чем гостю отказа не было.
– Я же не говорил, чтобы ты ему свою задницу подставлял.
– Бес попутал… – и Олег упал перед настоятелем на колени.
– Это ты прокурору скажешь… Ты думаешь, что мне не рассказали, как вы всю ночь куролесили? Весь монастырь уже об этом с утра гудит…
И тут архимандрит задумался.
– Илья был там с вами?
– Нет! Он купаться уходил… Точно… это было около полуночи. Он ушел, а я спать завалился…
– В его номере? До своей кельи трудно было дойти… Ладно, ступай и позови его ко мне, – сказал настоятель.
– Так я как раз от него. То есть из его номера.
– Подними, если спит.
– Нет его нигде… И одного катера нет. Он, правда, сам вчера ночью еле на ногах стоял, когда купаться уходил… Поди и не помнит, что потом было… А тут, видно, увидел полицейский «газик» и на всякий случай убрался подальше…
– Может быть, и так. Теперь слушай меня внимательно. Срочно паспорт Митрофана из сейфа изъять и уничтожить, лучше сжечь. Следователю скажешь, что он прибился к нам уже без документов. Спросят, мол, откуда, скажи, что темнил: одним говорил, что он из Рязанской области, другим, что вологодский. Ступай… И на глаза мои чтобы сегодня не попадался…
Илья летел на катере, что называется, куда глаза глядели. Лишь бы подальше от этого монастыря. То ли встречный ветер, то ли некое раскаяние были причиной тому, что из глаз его текли слезы.
Но вот неожиданно глохнет мотор.
В небе быстро сгущаются черные тучи.
А куда ни глянь – лишь одна вода.
Невдалеке прозвучал первый раскат грома, а затем горизонт озарился яркой молнией.
Ветер усиливался, лодку без управления уже бросало, как щепку.
Вторая молния высветила растерявшегося Илью, а третья просто ударила в лодку, от чего вспыхнул мотор, а взрывной волной Илью выбросило за борт.
Утром за 25 километров от монастыря на берегу своего острова уже знакомый нам монах-отшельник Виссарион находит еще теплое тело Ильи и приносит в свою келью.
К ночи у юноши начался сильный жар.
И тогда монах поднял и вывел молодого человека раздетым на улицу и стал обливать ледяной водой из колодца.
Потом, обвернув тело в мокрую простыню, практически на руках внес Илью в дом и, уложив на свою лежанку, сверху забросал множеством теплых вещей, всем, что было в его келье.
А сам, уставший, лег прямо на земляной пол.
Утром, когда Илья проснулся, то увидел оставленный для него кувшин с парным молоком и краюху черного хлеба. Он выпил молоко, нашел свои просушенные вещи и оделся.
