Во время этих страстных уговоров Киприан не переставал целовать Полину, и ее сопротивление постепенно ослабевало. Он незаметно развязал ей шнуровку на корсете, и скоро обнаженная грудь девушки была во власти его нетерпеливых рук и губ. Что происходило дальше, Полина смутно понимала и опомнилась лишь в тот момент, когда боль от потери девственности заставила ее вскрикнуть и широко открыть глаза. Но Киприан тут же заглушил эту боль новыми ласками и поцелуями.
Когда наконец сознание Полины полностью прояснилось, она увидела, что лежит почти раздетая рядом с Киприаном, который, опершись на локоть, смотрит на нее загадочным взглядом из-под полуприкрытых век. В фигурных окнах беседки колыхалась густая листва, подсвеченная вечерним солнцем, и казалось, будто эти яркие блики лукаво подмигивают любовникам.
Девушка поняла, что произошло нечто судьбоносное и непоправимое и отныне в ее жизни все пойдет по-иному. Теперь есть узы, которые неразрывно связали ее с Киприаном, и она уже не должна думать ни о грехе, ни о позоре, а только лишь о том, чтобы сохранить навечно его любовь.
Словно почувствовав ее настроение, Киприан обнял Полину и прошептал:
— Теперь мы с тобой любовники, невенчанные супруги. Ты принадлежишь мне своим юным телом, но имею ли я власть над твоей душой?
— Если б не имел, то я бы сейчас не была с тобой, — вздохнула Полина.
— Тогда скажи, что любишь меня! — потребовал он.
— Люблю тебя! Хотя сегодня я, наверное, проявила непростительную слабость. Но ты ведь не перестанешь меня из-за этого уважать?
— Конечно нет, моя глупая девочка! — рассмеялся он. — Теперь я счастлив: ты доказала мне свою любовь. Ты ведь придешь ко мне завтра? Пусть эта беседка будет местом наших встреч.
— Странная беседка… — пробормотала Полина. — В ней все устроено как будто нарочно для искушений и соблазнов.
— Я строил ее, думая о тебе.
— Но мы не должны встречаться, пока жива твоя жена. Нас может кто-нибудь увидеть, и тогда…
— О, не бойся, здесь нас никто не увидит!
— Но твои слуги…
— Слуг я удалю из поместья, оставлю лишь двух-трех самых преданных, которые не болтают.
— Но если о наших встречах узнает моя бабушка…
— Она узнает о них лишь после того, как умрет моя жена и мы с тобой обвенчаемся. А до этого сохраним все в тайне, чтобы не волновать твою бабушку.
— А что мне сказать ей, когда она узнает от соседей, что ты женат? Она ведь обязательно заведет со мной разговор об этом. Надо ли признаваться, что мне известна правда о твоей несчастной женитьбе?
— Я думаю, не стоит. Лучше скажи, что ты после приезда даже не виделась со мной и тебя все эти сплетни вовсе не интересуют. Избегай разговоров обо мне. Так будет спокойней.
— Да, пожалуй. Но, кажется, мне пора возвращаться домой…
Полина вдруг испугалась, что в беседку может кто-нибудь заглянуть, и, вскочив с кушетки, стала поспешно одеваться. Киприан неторопливо поднялся вслед за ней, привел в порядок свой костюм и хозяйским жестом привлек к себе уже одетую, но еще растрепанную и неловкую от волнения Полину.
— Пусти меня, мне надо спешить, — прошептала она, высвобождаясь из его объятий.
Сделав два шага в сторону, Полина почувствовала слабость во всем теле и села на скамью. Киприан, коснувшись ее груди, заметил:
— Думаю, тебе не следует сейчас ехать верхом, вернешься домой в коляске. Федот тебя довезет. Бабушке скажешь, что твоя лошадь понесла, ты упала, а Федот случайно оказался рядом.
— Но бабушке покажется странным, что я вдруг очутилась возле Худояровки. Она может догадаться, что это неспроста.
— А ты не говори, что твое падение случилось возле Худояровки. Скажешь, что ты возвращалась от Шубиных, а Федот ехал по дороге с почты. И он был один, так что со мной это приключение не связано. Вот как следует доложить твоей бабушке.
— Да, наверное, это прозвучит правдоподобно, хотя бабушка все равно что-нибудь заподозрит…
— Не беда, скоро ее подозрения развеются. А Федот — он самый надежный из моих людей, служил еще моему батюшке. Он ничего никому не скажет. Кстати, связь будем держать тоже через него. Во время твоих прогулок он словно случайно будет попадаться тебе навстречу, чтобы передавать записки от меня.
Полина молча кивнула, соглашаясь, хотя в душе ее оставался горький осадок сомнения. Пойдя навстречу своей любви и уступив страстным домогательствам Киприана, она почему-то не чувствовала себя счастливой и не была уверена, что поступила правильно, а необходимость лгать бабушке и вовсе ее удручала. Впрочем, чувства Полины пребывали в таком смятении, что разобраться в них сейчас было совершенно невозможно.
Она попрощалась с Киприаном сдержанно и даже слегка торопливо, потому что все ее мысли были уже о том, как скрыть от бабушки свершившуюся перемену в своей женской судьбе.
Киприан дал Федоту указание отвезти барышню в Лучистое и сразу же возвращаться домой. В присутствии кучера он ни словом, ни жестом не намекнул на свою близость с Полиной и тем избавил ее от ощущения неловкости.
По дороге из Худояровки в Лучистое Федот, к облегчению Полины, молчал и ни разу не бросил на нее любопытного взгляда. Правда, в какой-то момент у нее все же мелькнула мысль о том, что подчеркнутая деликатность кучера как раз может быть свидетельством его хорошей осведомленности об амурных делах своего барина.
Бабушка встретила внучку во дворе, куда вышла, увидев из окна подъехавшую коляску. Заметив, что в коляске нет никого, кроме Полины и кучера, Анастасия Михайловна подумала, что это Шубины предоставили Полине свой экипаж, чтобы она не возвращалась верхом. Впрочем, бабушка быстро догадалась, что коляска не шубинская, но возницу не успела толком разглядеть, потому что, едва высадив барышню, он тут же уехал. Полина поспешила объяснить:
— На обратном пути Фанни понесла, и я не удержалась и вылетела из седла. Хорошо, хоть успела высвободить ноги из стремян, да и упала прямо в копну сена, так что почти не ударилась. Фанни потом остановилась, успокоилась, но ехать домой верхом мне уже показалось опасно. Еще повезло, что по дороге как раз возвращался с почты соседский кучер, так он и с лошадью мне помог управиться, и довез меня до дома в коляске.
— Это, кажется, коляска Худоярского и его кучер? — кивнула вслед отъехавшему экипажу Анастасия Михайловна. — Странное совпадение.
— Бабушка, да я даже толком не разглядела ни коляску, ни возницу, так была напугана, — пробормотала Полина, скрывая смущение.
— И с чего бы это Фанни вдруг понесла? — удивилась Анастасия Михайловна. — Она же всегда была спокойной, да и сейчас не выглядит испуганной.
— Но, может быть, она просто отвыкла от седока, все-таки я больше двух месяцев отсутствовала, — поспешила высказать предположение Полина.
Пришел конюх Ермолай, стал оглядывать кобылу; тут же рядом с ним появились два добровольных советчика из дворовых людей.
