Сегодня в голосе Анастасии Михайловны не было той бодрости, что накануне, когда она, успокаивая внучку, советовала ей отдохнуть и отложить все размышления до завтра. Теперь же бабушка, задыхаясь, жаловалась, что сердце у нее болит и стучит с перебоями.
— Не очень-то мне помогли травы, которые собирают местные травницы, — говорила она, судорожно сглатывая слова. — Тут более сильное лекарство надо — то, которое мне доктор Тихорский прописал. Но оно у меня уже закончилось, а за новым надо ехать в Москву, там его готовят в аптеке Шмидта. Возьми рецепт у меня в шкафу, в верхнем ящике. Отдай Ермолаю, пусть едет в Москву и найдет аптеку, которую держит Франц Иванович Шмидт. Там, на рецепте, и адрес записан. Объясни Ермолаю что к чему. Пусть берет себе в попутчики Нила — тот грамоте знает.
Решение пришло к Полине мгновенно, и она, присев перед бабушкиной кроватью, воскликнула:
— Да зачем же Ермолая с Нилом посылать? А вдруг они там что напутают? Лучше я сама поеду! Я-то уж точно ни в чем не ошибусь. А заодно и с Василисой повидаюсь — может, она тоже даст совет, как тебя лечить.
— Нет, на твой отъезд я не согласна! — запротестовала бабушка. — Если ты уедешь, я еще больше буду волноваться.
— Да какие тут причины для волнения? Я же не на край света еду, до Москвы сорок верст, за день и управимся.
— И не сорок, а все пятьдесят. Сегодня к вечеру только и доедете. Да и как мне тебя отпускать одну?
— Почему ж одну, меня-то Ермолай повезет, а он человек надежный и крепкий. А чтобы тебе было спокойней, еще и Дуняшу с собою возьму. Если за один день не управимся, если лекарство не сразу будет готово, то переночуем на нашей квартире, а завтра — в обратный путь.
Учитывая, что поездки в Москву были нередки, Анастасия Михайловна уже несколько лет снимала там маленькую квартиру на втором этаже доходного дома, и сейчас ей в самом деле было спокойней оттого, что внучке со слугами не придется искать ночлег в городе.
Убедив бабушку в необходимости своей поездки, Полина спешно кинулась собираться. Через полчаса она уже сидела в дорожной карете, подгоняя Дуню, загружавшую в карету узлы с домашней снедью. На облучке важно восседал Ермолай, который всегда был рад поездкам в большой город.
Полина тоже любила перемены, связанные с дорогой, но в этот раз для нее не существовало интересных пейзажей и прочих дорожных впечатлений. Она не слышала ни Дуниной болтовни, ни протяжных песен, которые имел обыкновение напевать в дороге Ермолай. Полностью уйдя в себя, в свои мысли и переживания, девушка угрюмо молчала, словно отгородившись от всего мира.
В Москву прибыли около четырех часов пополудни. Скоро карета уже стояла у подъезда доходного дома, в котором еще при жизни Дениса Андреевича супруги Томские сняли квартиру.
Даже Ермолай и Дуня устали от долгой поездки и летнего зноя, но барышня, казалось, совершенно не замечала дорожных трудностей и неудобств, потому что сразу же, не присев, а лишь осушив залпом стакан воды, решила отправиться по делам. Дуня уговаривала ее хоть немного отдохнуть с дороги, но барышня тут же ее оборвала:
— Недосуг мне отдыхать. Ты оставайся здесь, приберись в квартире, а мне надо срочно заказывать лекарство, чтоб аптекарь как можно скорей его приготовил.
Аптека Шмидта располагалась недалеко от доходного дома, и Полина отправилась туда пешком. К счастью, старый аптекарь был на месте; он помнил Анастасию Михайловну и обещал приготовить лекарство к утру.
Итак, одна из главных задач поездки была выполнена Полиной довольно быстро, но оставалась еще другая, тайная.
Девушка хорошо помнила адрес, данный ей Василисой; улица, на которой жила лекарка, находилась в дальнем конце Москвы, и идти туда пешком молодой барышне было бы неудобно. Здесь уже Полина не могла обойтись без помощи Ермолая. Она сгорала от нетерпения, но все же вынуждена была дать немного времени на отдых кучеру и лошадям.
— А куда вы так торопитесь, барышня? — не удержался от вопроса Ермолай. — К аптекарю же вроде сходили.
— А это не твое дело, куда я тороплюсь, — ответила Полина с неожиданной резкостью. — У меня забот хватает. Повезешь, куда велю.
Полина не хотела говорить слугам, что собирается навестить бывшую худояровскую ключницу. Сознание уязвимости своего положения делало девушку очень осторожной. Она лишь назвала Ермолаю улицу, до которой надо ехать, но не сказала, кто на этой улице ей нужен. Расспросив местных кучеров, как проехать к искомой улице, Ермолай скоро довез барышню туда и, оглядываясь на нее, спросил:
— Так где останавливаться-то? Или дальше ехать?
Дом Василисы был четвертым от угла, а несколько дальше его, на противоположной стороне улицы, Полина заметила торговую лавку и велела кучеру остановиться возле нее.
— Так вы в лавку? Будто бы ближе к дому нельзя было найти, — проворчал Ермолай, помогая барышне выйти из кареты.
Полина, быстро осмотревшись по сторонам, заметила, что во двор Василисиного дома входит здоровенная баба с корзиной. Девушке не хотелось бы беседовать с лекаркой при свидетелях, и она решила немного подождать, покружить возле дома, — возможно, баба скоро уйдет. А еще какой-то непонятный страх, усиленный стыдом и волнением, мешал ей вот так, сразу, являться в дом к Василисе.
И потому для отвода глаз она решила сперва заглянуть в лавку. Перед крыльцом стоял приличный открытый экипаж, — видимо, местная барыня или купчиха подъехала сюда за покупками. Но, войдя в лавку, девушка обнаружила, что владелец экипажа — мужчина. Он стоял спиной к двери и, опершись локтем о стойку, беседовал с приказчиком. Первые же слова, услышанные Полиной, заставили ее насторожиться и, замедлив шаг, остановиться в углу возле дверного косяка. Покупатель спрашивал приказчика:
— А не подскажешь ли, голубчик, где здесь в вашем околотке проживает лекарь Чашкин? У меня управляющий — из старых солдат, знает Чашкина по полку. А сейчас вот заболел и говорит: найдите мне Чашкина, только ему одному доверяю.
— Чашкин Егор Лукич проживали-с через два дома напротив, — ответил приказчик. — Только его теперь выненайдете-с: уж скоро месяц как преставился.
— Вот жалость!.. — вздохнул собеседник. — Но, может, он после себя оставил какого-нибудь ученика или родственника?
— Про учеников не слыхали-с; а сынок его единственный Николай в лекари не пошел-с. Он в полку служит офицером-с, нынче в походе-с. Даже к батюшке на похороны не смог приехать. Но Василиса Лукинична его со дня на день ждут-с.
— Василиса Лукинична?
— Да-с, сестрица покойного. Она тоже лекарка, только больше по женской части-с, ее все знают-с как повивальную бабку.
— Так она одна теперь в доме хозяйничает?
— Одна-с, только еще Федосья при ней — баба здоровая, да бестолковая.
Полину, которая старалась ступать неслышно, собеседники не заметили, но тут в лавке появился второй приказчик, помоложе, и сразу же обратил внимание на посетительницу:
