– Жалко-о-о! – провыла девочка.
– Жалко у пчелки.
– У нас даже кошки нет!
– Потому что нет мышей! Завтра во Владимир поеду.
– И че там?
– Пенсию не индексировали. Разбираться стану!
– Разбирайся!
– Заночую у Людмилы, буду в субботу. А ты чтобы в школу!
– Ладно, – согласилась Алиска без особого энтузиазма.
– Не «ладно», а в школу!.. Ставь кастрюлю на плитку, рожки варить станем! Сходи в подпол, капусты в миску набери!
Старуха с правнучкой пообедали.
Пока девочка мыла посуду, день из белого превратился в серый, в неосвещенной избе стало грустно, а нарядную люстру Ксения разрешала включать, когда совсем темно становилось. Говорила, что денег не напасешься на электричество! Самое правильное в жизни – научиться экономии, считала старуха. Единственными развлечениями семьи оставались телевизор и радиоточка с приемником на один канал. Ксения часто слушала политические программы, прислонив ухо к самому динамику. Она почти всегда имела свое, отличное от профессиональных политиков мнение, с Алиской не делилась, оставляя умозаключения для степачевского магазина, где к определенному времени собирались женщины из пяти близлежащих деревень, чтобы купить свежих батонов.
– Пойду к себе, – сообщила Алиска, домыв посуду и вытерев руки.
– Уроки!
– Ладно!..
Девочка закрыла за собой дверь, осторожно накинув крючок на петлю.
– Ты здесь? – прошептала.
Она приподняла краешек одеяла и чуть было не вскрикнула от неожиданности. Пригревшийся найденыш, еще недавно с литровую банку ростом, вырос за это время стремительно, его плечи стали совсем юношескими, а ниже открывать одеяло Алиска не решилась. Может ли такое быть? – стояла она с открытым ртом. Может, смурфика подменили?.. Как так могло случиться, что гном вырос с нее ростом?..
– Эжен, это ты? – Она потрясла его за плечо. – Проснись сейчас же!
На ее решительный приказ спящий молодой человек не отреагировал, лишь тихонько простонал молодым баском и приоткрыл большие сочные губы. Его длинные блестящие черные волосы разметались по подушке. Алиска невольно залюбовалась красотой Эжена, а едва уловимый запах сладости, исходящий из приоткрытого рта, волновал душу девочки своей новизной. Она нечаянно погладила его голову, но тотчас отдернула руку, будто боясь обжечься. А потом вновь прикоснулась к нему, к его лицу кончиками пальцев и больше не отрывала их, слегка поглаживая нежную кожу сказочно красивого юноши.
Он не спал, лишь вид делал. Ему нравились эти прикосновения девичьих пальчиков. По-детски неопытные, они слегка дрожали, и ресницы его глаз дрогнули.
– Ты не спишь! – поняла девочка, убрав руку.
– Нет, – подтвердил Эжен.
– И давно?
– Давно.
Алиска покраснела и принялась шепотом отчитывать нахального субъекта, превратившегося за полдня из гномика в парня ростом почти с нее, за то, что тот обещал не расти, но вырос! А зачем ей парень в кровати! Теперь бабка точно ее убьет!
– Ты обманщик!
Он сел в кровати, заложив руки за голову, и улыбнулся:
– Я не врал тебе! Ты просила меня не расти, но это оказалось не в моей власти. Я вырос. Я не знаю, кто я и откуда, но я благодарен тебе за теплоту и отзывчивость, так как мне хорошо у тебя. Ты очень добра и не дала погибнуть беззащитному существу. А еще я завтра уеду, не переживай.
– Куда?
– Мне надо в город.
– Во Владимир?
– В Москву.
– Зачем?
– Не знаю зачем… Знаю, что надо.
– Оставайся, – попросила девочка. – Будешь провожать меня в школу!
Он протянул к ней руки, и Алиска, преодолевая частые сокращения сердечка, вложила свои ладони в его. Он притянул свою спасительницу совсем близко, затем прижал к своей груди и гладил девочку нежно по волосам, а она тревожно шептала, что не надо, «волоса-то немытые». Он улыбался в сумерках прошедшего дня, а она подумала, что вот он, принц, пришел к ней странной дорогой, игрушечным гномиком, а превратился в чудесного юношу. Какой же божественный запах от него исходит…
– Уроки! – командным голосом напомнила Ксения из-за двери.
– Да делаю я! – ответила Алиска и коснулась напряженными губами мягких губ Эжена.
Ах, какая сладкая мука!.. Девочка не смогла сопротивляться. Ее губы расслабились и поддались его устам. Этот поцелуй совсем не был похож на никотиновые чмоки ботаников из школы. Чувственный и прекрасный, он стал волшебным ключиком, открывающим девичье сердце для первой, самой возвышенной любви. Она потеряла ориентацию во времени, хотя еще автоматически отвечала Ксении на какие-то вопросы, затем жадно возвращалась к его губам, будто хотела утонуть в бездонном поцелуе. Алиска отключила на время рассудок от тела, которое своей бабочкой соединилось с его обнаженной плотью и затрепетало в унисон трепыхающемуся сердечку…
Через девять месяцев Алиска родит мальчика, который станет первой мужской особью в их бабской родословной.
Конечно, сейчас она не ведала своего будущего, лишь восхитительное наслаждение захватывало всю ее природу, она плыла по теплому первобытному счастью и постанывала неосознанно, а он закрывал ей рот то влажным поцелуем, то крепкой ладонью. А потом ее дыхание перехватило спазмом, все тело стало внезапно горячим, Алиска произнесла короткое «А!», будто звякнул колокольчик, вознеслась к поющим ангелам, но ох как скоро, как скоро вернулась, постепенно складывая быстрое дыхание и рассудок в непрочное равновесие. Она заметила, что и Эжен тяжело дышал, лежа горячей щекой на ее груди. Алиска крепко обняла своего принца и жалобно попросила:
– Не уезжай!
– Я не могу, – шептал он в ответ.
– Как же ты меня оставишь, после всего…
– Ты останешься обновленной и будешь помнить меня всю жизнь.
– Ну я же люблю тебя! – Девочка все крепче обнимала юношу, словно думала, что таким способом сможет его задержать в своей жизни.
– Первая любовь всегда коротка. Она и должна быть такой. Либо ты запомнишь ее не слишком счастливой, либо она станет для тебя путеводной звездой. Все, что с тобой произойдет в жизни, ты будешь мерить по этому первому чувству!..
– Ты Иисус?
– Кто?
– Я имею в виду – ты Иисус Христос?
– Кто это?
– Как кто?! Это Бог!
– Нет, – уверенно ответил Эжен. – Я точно не Бог.
– Так кто же ты?
– Я… Я не знаю… Я знаю, что мне надо в Москву!
Она потом долго плакала, не как маленькая девчонка, а по-взрослому, украдкой утирая слезы, а он долго глядел в огромное небо или не в него, а в прострацию устремлял свой взгляд.
