– Молодец, Якут! – хлопал архитектора по плечу худой, как грузинская чурчхела, кум зоны. – Знатную ты мне фазенду замутил! И всего за полгода! Я бы лет пятнадцать ковырялся… Мы тебе за твои таланты срок накинем! Ты чего удивляешься так? Шучу! Вольноопределяющимся запишешься. Знаешь, сколько у меня друзей в округе? Мы им замки строить будем, денег поднимем! Женщины! И присмотра никакого. На хер тебе Москва?!
Иратов отшучивался, представлялся этаким московским недорослем, четко определяя головой, какую он жизнь прожить хочет. Уж точно не с вертухаями! Но до времени во всем с кумом соглашался и успевал выпускать еженедельную стенгазету, в которой превращал вертухаев в народных героев.
К нему часто приезжала мать, не пропускавшая возможность свидания. В эти посещения он тяжело страдал. Но пару раз Шевцова навестила и трахала его все двое суток увольнительной, что само по себе раскрашивало на время черно-белую лагерную жизнь в разноцветную. Вертухаи поочередно подглядывали за парочкой, которой было все по барабану. Что только не выделывал Иратов с гостьей! А она-то, мастерица не менее, чем партнер, крутилась-вертелась под ним, устраиваясь в такие позиции – а-ля женщина-каучук! Они хохотали, когда кто-то из охранников, отматерившись, басом прокричал, что щас он кончит!.. Бесстыжая Шевцова даже придвинула голую задницу к предполагаемой просмотровой дырке – ну чтобы все по ту сторону получили полное виртуальное самонаслаждение…
Через месяц приехала мать и долго причитала, что отец часто болеет, что директор школы человек несправедливый, в квартире почти вся штукатурка с потолка обвалилась.
– Одна я теперь.
Потом она долго молчала, а Иратов жевал бутерброды с сыром, заедая холодными пельменями из стеклянной банки… К вечеру немолодая учительница английского языка, урожденная графиня Рымникова, отправилась в ночную поездку в Москву. Утром ей необходимо было поспеть ко второму уроку в школу.
Уже на следующий день его опять вызвали на свиданку, причем на семейную, то есть как бы с женой, на 48 часов… Даже вертухаи удивлялись – не бывает двух свиданок подряд через сутки!
Подходя к семейному блоку, заинтригованный, он гадал, кто же отважился на такое мероприятие. Назваться женой!.. Волейболистка Катька? Или опять товарищ Шевцова – она без секса только на лекциях может обходиться, да еще на комсомольских собраниях. А здесь еще со зрителем! Воспоминание о голом теле Шевцовой делало Иратова почти счастливым.
Нет в жизни никакой логики. Едешь по прямой дороге, уверенный в ее нескончаемости, а тут пропасть – и крендец!..
В комнате длительных свиданий ждала Алевтина. Капитан Воронцова во плоти.
Огромных размеров, погрузневшая после иратовской посадки, она уселась между подушек в кровати, продавив пружины до самого пола. В простой цивильной одежде, без косметики офицерша выглядела почти старухой.
– Ты?! – изумился Иратов.
– Я.
Он был смущен и растерян, стоял в дверях, ошеломленно глядя на свою бывшую кураторшу. Да, эта жирная свинья не Шевцова… Пропасть!
– Я это, Алевтина, не признал? – и закашлялась густо, с судорожными выдохами, как старый дед после козьей ножки с махоркой, дохала.
– Ага…
Она закурила свой любимый «Кэмел» и позвала его проходить в комнату. Засуетилась над сумками и принялась сноровисто расставлять по столу привезенные деликатесы. Бутылочку водочки установила, а рядом маленькую, плоскую, с французским коньяком.
– И ветчина есть! – приговаривала Алевтина. – Венгерская, смотри, какая розовая!.. Шпротики… Мясо я сама тушила с грибами, картошечка теплая! Все укутала в газеты и два пледа. Здесь всего-то ничего от Москвы. Двести километров на машине… Садись за стол, Арсюша! Огурчики свежие и соленые! Оголодал здесь, поди?
– Ты чего приехала?
– Я? – Алевтина, собрав на стол, тяжело задышала, как будто машину с арбузами разгрузила. – Тебя проведать!
– На хера? – ощутил невероятный прилив злобы Иратов. Так и хотел ей с ноги в толстое брюхо пнуть.
– Тебя навестить! Что же еще?
– Давай собирай свои манатки и вали отсюда, старая сука! Картошечки она наварила!
– А что ж ты в сердцах на меня таких? – Алевтина плеснула на дно стакана водки. – Или я в чем виновата?
– Ты?! – Он побагровел от ненависти. – Расстрелять меня хотела, блядь!!! Расстрелять! Меня! Как бы не так, сука! Я еще по УДО отсюда выйду через пару лет. Нужен стране, понимаешь ли! Надеюсь, сдохнешь к моему звонку! Я в твою могилу кол осиновый забью!..
Ах, как хорош он был в своей ярости! Глаза – бенгальские огни под черными бровями и непокорные волосы! Алевтина залюбовалась.
– Тебя расстрелять?! Совсем ополоумел, голуба моя?! Ты ж сам меня сдал в обмен на свою свободу! Хотел, чтобы я вместо тебя села. Или забыл? Сам гнилой, милый: хоть и красив как бог, да не бог! Я по службе, а ты за шкуру свою. Разницу улавливаешь?.. И пасть на меня свою не разевай! Знаю, что тут ты как на курорте. А лес валить в Магадан? А под землю, мудила?!
– Ты пользовала меня! – Он обхватил руками плечи и напряг мышцы до боли, чтобы не удавить эту старую гадину сейчас же. – Ненавижу!
– Я?! Тебя?! – Воронцова, хрустнув огурцом, сплюнула на пол огуречный хвост. – Ты ж через меня миллионы зарабатывал! Ну не скотина ли ты после всего!
– Нет больше миллионов, – сказал угрожающе и сделал шаг в ее сторону.
– Только не глупи, я тебя умоляю, – она улыбнулась, показав коричневые от табачного налета зубы. – И никуда твои миллионы не делись. – Алевтина поглядела в его черные глаза и усмехнулась: – Ты чего, думаешь, что не знаю я? Я – и не знаю?! Ишь, восемьсот тысяч сдал! Рокотов мальчик по сравнению с тобой был! Ты в самом деле считаешь, что Алевтина Воронцова, двадцать лет в органах без взысканий, – дура? Да я о каждой твоей сделке рапорт имею! Где доллары захоронил и куда золото заныкал с камнями! Думаешь, через пару лет по УДО откинешься, схроны опустошишь – и на Запад?.. Саморез тебе в задницу!.. – заржала сочно прочищенным водкой горлом. – Если бы я открыла тогда масштаб хищений твоих, лежал бы ты в безымянной могиле со всякими маньяками и педофилами. Сгнил бы уже, поди… Пожалела дурака!
Иратов сел за стол, налил в стакан до краев водки и в один глоток вылил «Столичную» в желудок.
– Можешь! – похвалила Алевтина.
– Где деньги?
– Все на месте.
– Врешь!
– Зачем? – Капитанша от души резанула кусище розовой ветчины, уложила его на белую сдобную булку и протянула: – Закуси!
Он принял бутерброд, куснул, как испуганная собака, откинулся на спинку стула и принялся жевать.
– Венгерская, помню! – подтвердил.
– А я говорила, что вкусная. Социалистическая. Умеем! – Алевтина зацепила вилкой пару шпрот и отправила их нырять в огромный рот. Лишь потом водки выпила.
