– От какой такой болезни, позвольте поинтересоваться?
– Не от болезни. Надорвался… У него там на заводе огромный станок сорвало с фундамента, и заскользила железяка по разгильдяйски брошенным трубам. Так дядька три тонны держал целых десять минут, пока помощь не пришла.
– Зачем же?
– Добро спасал…
– Чье?
– Вот и я его перед смертью спрашивал: мол, дядь Вить, на какой хер? Это же не государственное предприятие, а преступно-олигархическое! Ты чего – добро капиталистическое пожалел? А он мне в ответ: не знаю, мол, на какой хер, как-то само получилось… И помер. А вы кем бабушке приходились?
– Племянником меня считала…
– Документики, – попросил. – Данные ваши перепишу.
Поговорили еще о разном социальном и обсудили скандальную телевизионную программу. Нормальный собеседник этот участковый!
Дверной звонок оповестил нас о прибытии труповозки. Приехавшие на вызов ребята угрюмо оглядывали пейзаж.
– Давайте бумаги! – приказал полицейский. – Я распишусь. Заполните сами… – и ко мне обернулся: – Завтра справку о смерти получите, если никакого криминала.
– Какой уж тут криминал!
Участковый крепко пожал мою руку и отбыл по служебным надобностям.
Угрюмые парни уложили Извекову на носилки и понесли по лестнице ногами вперед.
– Я поеду с вами, – твердо сказал я, когда носилки затолкали внутрь старой «газели».
Работники морга пожали плечами. Им было все равно. Даже денег не попросили.
В машине трясло.
– Старуха-то давно померла, – констатировал работник, который пошире в плечах. – Замумифицировалась!
– Мумифицировалась, – поправил я.
– Что?
– Все хорошо, – успокоил.
– Как Ленин, – заявил второй, поуже в плечах. – Ленин тоже мумия.
– Его забальзамировали, – уточнил. – А тетушка моя жизнь праведную прожила, вот и не разложилась после кончины.
– Я точно разложусь, – проговорил тот, который пошире.
– И я, – кивнул тот, что поуже.
После такого утверждения санитары уставились на меня.
– Я не знаю, – замялся. – Впрочем, почему не знаю – тоже загнию через час, как вы. – Мне не хотелось расстраивать работников морга.
Так и случилась наша компания – сбившись на общем понимании важных вещей. Который пошире достал из кармана униформы бутылку водки, а тот, что поуже, – пластиковые стаканы. Быстро разлили.
– За нас!
– За нас!
Ну, и я повторил этот тост. Выпили не закусывая. Санитары наклонились над старухой и, глубоко вдохнув, занюхали водку. Я воздержался…
Прибыли в морг 36-й больницы. На стук в металлическую дверь санитарам открыла женщина лет сорока, с крупной головой в маленькой медицинской шапочке. Бросила короткий взгляд и скомандовала:
– Бумаги!
Санитары передали судмедэксперту документы, а тот, что пошире, спросил:
– Нина, ты не в духе?
– Это ты, Жора, не в духе! – ответила работница морга. – От вас водярой несет, такой духан, а у меня работы полно! Давайте тащите на восьмой стол.
Санитары занесли носилки внутрь, я семенил рядом.
– Нина… – обратился к судмедэксперту. – Как вас по батюшке величать?
– Соломоновна, – ответила суровая женщина.
– Достойное имя подарено было вашему батюшке!
– Вам дальше не положено! – Она достала из кармана банку с кока-колой, ловко вскрыла и выпила шипящий напиток до дна. Рыгнула в ладонь…
– Видите ли, – попробовал объяснить я, – воля покойной такова, чтобы я, и только я, подготовил ее тело в последний путь. Только мне доверяла…
– А вы кто?
– Я?.. Я в некотором смысле гример… Это актриса Извекова, если помните такую…
– Не помню. Мне все равно, кто ее будет снаряжать. Только извольте явиться послезавтра часов в семь утра. До этого времени я успею обследовать тело.
– Можно ли не вскрывать? – попросил я. – Бабушке сто три года! Естественные, так сказать, причины…
– Проведу визуальный осмотр, если не будет необходимости, резать не стану.
– Спасибо, – обрадовался я.
– Извекова… Нет, не помню… До свидания.
Я откланялся и первым делом отправился к ближайшему банкомату и снял достаточно денег. Поймав попутную машину, попросил отвезти на улицу Герцена.
– Дорога покажещь – пятьсот!
– Дорого! За навигацию сотню скинь.
– Садись, навигатор!
В машине плохо пахло, двигалась она по дороге как-то боком, а водитель, узбек или таджик, бодро вторил своей национальной песне… Доехали, слава Всевышнему, живыми. Я расплатился пятисотрублевой бумажкой и услышал привычное:
– Э-э, сдачи нет!
– Нет так нет, – заключил. – Тогда я на сдачу твою музыку заберу, – и потянулся к автомобильному магнитофону.
– Ай! – испугался таксист. – Музыка не трожкай! – Мои пальцы мертвой хваткой вцепились в приборную доску. – Щас, щас отдам. Че ты такой нервический!..
Получив свою сторублевку на сдачу, я вошел в магазин театральных принадлежностей, где купил белый прозрачный шифон в количестве двух метров и коробку театрального грима. Также приобрел колонковую кисточку и тушь для ресниц. Взял еще пару пуантов…
На обратном пути я разменял сотенную, купив пачку сигарет без фильтра, достал из кармана извековский мундштук работы Тамплие, засунул в него «Приму», попросил в киоске зажигалку и подкурил… До сего дня я табака не пробовал, а потому всецело отдался новым ощущениям. Пуская дым носом, перекатывая его на языке, я не смог найти в курении ничего радостного, но и грустное в нем отсутствовало… Выбросив окурок в урну, решил, что иногда буду все же пускать дым, как грозные вулканы Камчатки – просто так, для форсу.
Далее путь мой лежал в магазин готовой одежды итальянских марок, где после нескольких примерок я выбрал темный костюм, две рубашки, одну белую, другую черную, и к ним три пестрые модные бабочки. Подобрал ботинки и несколько пар носков. На выходе я столкнулся лицом к лицу с Иратовым, и меня передернуло. Он дольше положенного незнакомцу задержал на мне взгляд. Потупившись, я уставился на Верушкины бесподобной красоты ноги. Бочком покинул бутик, думая: как же Иратов может без него обходиться? И зачем он ТАКОЙ нужен Верушке?
Возвращаясь к своему дому, я радовался, что теперь уж точно не встречу соседа Иванова. Наверняка этого нищеброда на пару лет определят в казенные апартаменты.
Каково же было мое удивление, когда на привычном месте, на лавочке возле моего подъезда, я обнаружил довольного соседа. К тому же он был не один – обнимал за талию дородную женщину с черными мешками под глазами и с непрокрашенными седыми корнями малиновых волос.
