– Моя Зинка! – довольно осклабился сосед Иванов и принялся беззастенчиво лапать пышные формы подруги. – А ты, поди, думал, что я уже в СИЗО?
– Не думал, а был уверен!
– Ну не надо… – просила басом Зинка-ларечница, когда сосед полез к ней под блузку. – Здесь посторонние мне!
– Какие же это посторонние? – удивился сосед Иванов. – Соседи не бывают посторонними! Сосед даже важнее жены. Сторожит меня от бесчинств!
– И за какие же достоинства эта благородная дама простила тебя? – поинтересовался.
– Я предложил Зинаиде стать мне боевой подругой на оставшееся для моей печени время! И она великодушно согласилась. Правда, Зин?
Пенсионного возраста Зинка, опустив к земле несветлые очи, кивнула и опять шаляпинским голосом пробасила короткое:
– Да…
– Зинка будет жить в моей квартире, а за то я становлюсь долевым участником ее ларька. Все пополам! И квартира, и бухло с колбасой!
– Так ларек же сгорел! – удивился я.
– Сгорел, – подтвердил сосед Иванов. – Но не Зинкин, а Тамаркин! Нашему только бок подпалило…
– Так это вы ее? Тамарку?
– Тебе, как брату, отвечу честно. Мы. На семейной летучке решили убрать конкурента.
– Надеюсь, Тамарки не было внутри?
Сосед и Зинка переглянулись:
– Мы не проверяли…
– Если конкурентка сгорела, – просветил я, – и вас поймают, то могут определить лет на двадцать. Да, в общем, сами разбирайтесь! Мне здесь с вами недосуг. – И пригрозил: – Не плевать, окурки не затаптывать здесь и не распивать под окнами! Дети малые наблюдают. А то сам вас сдам! Понятно выразился?
– Понятно, – безрадостно согласился сосед, а Зинка задумалась над судьбой Тамарки – вроде как сестра родная…
Поднявшись в квартиру, опять набрал тот же телефонный номер… Не надо так часто звонить – раздражаю и рискую никогда не услышать ответ.
Заказал по мобильному суши из ресторана, находящегося в двух кварталах от дома. Быстро и с удовольствием пообедал… Затем онлайн оплатил гроб, катафалк и венок из гвоздик на послезавтра. Кажется, все было сделано, и я, поставив будильник на шесть утра на послезавтра, со спокойной совестью уснул.
В 6:45, с двумя сумками в руках, я уже звонил в дверь морга.
Патологоанатом открыла тотчас, так как сама только что прибыла на место работы. Женщина еще не успела сменить цивильную одежду на форменную, выглядела милой и домашней.
– Рановато! – Указала на стул: – Сядьте и ждите!
Через пятнадцать минут она вернулась и позвала меня.
– Готов! – вскочил я и вошел за ней в большой зал, который, казалось, был залит светом.
– Сегодня хороните?
– Да-да, – ответствовал я, рассматривая дверцы холодильных камер. – Ого сколько!
– У нас самый большой морг в городе.
– А где ассистенты?
– Как всегда, опаздывают, подлецы!.. Кстати, я вспомнила вашу Извекову, хотя правильнее было бы сказать, что мама моя вспомнила. Ей восемьдесят шесть… Сказала, что была та легендарной красавицей и фильмы с ее участием всегда шли с большим успехом.
– Могу приступить? – поинтересовался я, имея в запасе ограниченное время.
– Валяйте! Четвертая камера. А вашу актрису я не вскрывала… Стол на колесах, подгоните к холодильнику и перекатите носилки. Справитесь или санитаров дождетесь?
– Что уж тут, справлюсь…
В маленькой транспортировке ничего сложного не оказалось. Через пять минут голое тело старухи Извековой лежало на столе из нержавейки, и я приступил. Достал из сумок все необходимое, первым делом развернул сверток, который хранился у меня почти три десятилетия. В нем хранилась сорочка, которую когда-то Иратов на 8 Марта подарил Светлане, своей первой возлюбленной, сорочку, в которую он одевал всех своих институтских любовниц, та ВЕЩЬ, которую он в сердцах выкинул из окна… А я, пришло время, подобрал и подобающе хранил.
В эту шелковую одежду любви я облачил старуху Извекову. Мне казалось, что, пропитанная сотнями оттенков страсти, сорочка своей энергетической мощью скрасит унылую девственность актрисы… Сухие ступни тетушки я обул в пуанты и взялся за лицо. Я и вправду когда-то был гримером. Но не кинематограф, не телевидение обеспечивали меня работой, а некий фотограф Бескрылов, специализирующийся в семидесятые годы на эротической фотографии. Вот его ассистентом я и был тогда – приводил лица девушек, бледные, тусклые от плохих продуктов питания, в порядок. Бескрылова вскоре арестовали и посадили за порнографию. Я был оставлен на свободе, больше гримером не работал, но навык сохранил.
Через пятнадцать минут работы кисточками и специальными палочками сухое лицо старухи с впалыми глазами преобразилось. Со свежей, розового оттенка кожей, алыми губами, как любила тетушка, накладными ресницами старуха Извекова казалась живой, просто прикорнувшей до вечернего чая с зефиром. Укрыл худенькое тело вместе с головой прозрачным белым шифоном. Проглядывающее сквозь ткань лицо актрисы теперь казалось почти детским.
– А вы дело свое знаете! – услышал голос сзади.
– Спасибо, – ответил, обернувшись к заведующей морга. – Просто постарался.
– Кто бы так надо мной постарался, когда время придет!
– Вот и не думайте пока об этом. Да и все равно вам будет не до красоты лица, когда призовут! Важно только живым…
– А для чего пуанты?
– Костюм Джульетты. Первая ее роль… Говорят, прелестница такая была – глаз не отвесть.
– Гроб привезли, – сообщила патологоанатом. – Сейчас мои санитары помогут вам переложить в него тело. Кстати, вот справка о смерти, – и протянула конверт.
– Спасибо.
Я подарил женщине теплую улыбку на прощание, и мы расстались добрыми товарищами. Профессионал всегда ценит профессионала!
Катафалк двигался по наполненным автомобилями улицам. Казалось, что солнце – само расточительство, столько света было разлито по городу. Свет заполнял все пространство мира, мириады лучей были посланы в самые темные места природы и урбанизма. Люди чихали, жмурились на светило, а умирающие на подоконниках за долгую зиму цветы в горшках оживали и расцветали в ответ красочно. Только одного полицейского свет раздражал, так как бил прожектором прямо в лицо, мешая регулировать движение. Весна!!! В такой день и хоронить радостно!
Катафалк въехал в ворота Донского монастыря. Водитель поинтересовался:
– На отпевание везти?
– Нет, сразу на аллею.
– Это хорошо, – обрадовался похоронный служащий.
– Чего хорошего? – поинтересовался я.
– Нет-нет, я не то имел в виду! Без отпевания, конечно, плохо!.. Я…
– На час раньше освободитесь, – подсказал.
