Иратов и Верочка любили это веселое место, которое было островком солнечной Италии в непогожей России. Алессандро Итальянович, как называли между собой Иратов и Верочка хозяина, делал самую вкусную пасту в городе, причем у него всегда имелась батарга, вяленая икра тунца, которую он подавал лишь самым постоянным посетителям. Отличная подборка тосканских вин, домашний уют, слаженная работа семьи делали ресторан любимым местом отдыха для знатоков с Остоженки – Золотой мили Москвы. В конце ресторанного вечера хозяин брал гитару и несильным, но проникновенным тенором пел старинные неаполитанские баллады. На третьей песне даже случайные посетители подпевали репертуару, особенно грустной «Наполи» вторили.
Здесь, за самым уютным столиком, и провели вечер Арсений Андреевич с Верочкой.
Господи, в который раз наслаждался Иратов. Какой красоты эта женщина! Сегодня в нежно-серых тонах, с подобранными волосами, открывающими изящные уши, с неброскими бриллиантовыми гвоздиками в мочках, с запахом чего-то неуловимого, но прекрасного, Верочка казалась Иратову самой большой драгоценностью Вселенной, которой владел он. Конечно, здесь без чувства гордости никак нельзя было обойтись!.. В то же самое время Верочка смотрела на мужа и находила его после десятилетия совместного проживания самым красивым мужчиной на планете. Черные глаза Иратова восхищали ее глубиной пропасти, в которую она когда-то упала, в которой пропала навсегда, его длинные густые волосы черным занавесом спадали к плечам и блестели, как ночное небо, большие темные губы под крупным носом и белая прядь – сочетание, приводящее к глобальному риску для непорочности и твердой святости. Демон-искуситель!
Арсений Андреевич заказал бутылку легкого красного вина и ужин для себя и жены. Под небольшие глоточки тосканского «Каберне» они вели тихий разговор.
– Я хочу на Искью, – призналась Верочка. – Помнишь, как мы там провели несколько дней?
– Десять лет назад!.. Мы были всего две недели знакомы…
– Ты привез меня туда на яхте под ослепительным белым парусом. Забыла, как она называется…
– «Элеонора», – напомнил Иратов.
– Все время хотела тебя спросить: кто такая Элеонора?
Арсений Андреевич улыбнулся:
– Ты забыла, я рассказывал тебе. Так принято – называть яхты женскими именами. Давняя традиция… А «Элеонора» так была названа предыдущим хозяином. Вот и все. Может, бабушку его так звали.
– А ураганы – все мужчины…
– Потому что мужчины – разрушители ими же самими созданного… А на Искье зимой делать нечего. Пустынный тоскливый остров.
Он съел пасту с трюфелями, а она равиоли с персиками.
Десерт подал сам хозяин, прибавив к нему старую граппу в двух тонких высоких рюмках.
Иратов достал из кармана пиджака бархатную коробочку и поставил ее перед Верочкой.
– Что это? – удивленно спросила она, как будто не было в ее жизни еще подарка.
Такая реакция была по нраву Арсению Андреевичу, ублажала его расточительство и широту души.
– Открой.
– А что там? – глаза Верочки улыбались, а милые черты лица выражали непреходящее удивление.
– Открой!
– А вдруг там скорпион? Он ужалит меня, и я умру!
– Нет-нет, – подыгрывал Иратов. – Там нет скорпиона…
– Обещаешь?
Иратов кивнул.
– Ну давай! – поторопил.
Она открыла.
Мужчины делают щедрые подарки только тем женщинам, которые умеют их щедро принимать. Вот и Верочка, открыв коробочку и увидев большой сапфир, отражающий свет свечи, наполнивший ресторан синим, будто бы дара речи лишилась, закраснелась, переводила взгляд с камня на мужа и обратно, ее глаза наполнились восторгом, и вместе с этим весь облик женщины показывал дарителю, что не за ценность подарка в ее животе разгорелся огонь счастья, а из-за того, что ценят ее, Верочку, и любят, наверное, так же сильно, как родную душу только можно любить! И она ответила, опустив глаза:
– Я тоже люблю тебя.
Он взял жену за руку и стал нежно перебирать пальцы.
– Камень прекрасен!
– Прекрасное к прекрасному…
Она прижалась щекой к его ладони, продолжая смотреть в черную непроглядную тьму глаз Иратова.
А потом они вернулись домой, и Иратов поведал ей о случившемся, о потере им своих детородных органов при наистраннейших обстоятельствах.
Сначала Верочка посчитала повествование за не слишком удачную шутку. Она не любила юмора ниже пояса, Иратов это знал и почти никогда не использовал его. Что на него нашло? Перепил граппы?.. Но Арсений Андреевич всем своим видом показывал, что шутке нет места в его признании, все горькая правда, но есть надежда на восстановление прежнего состояния оперативным путем.
– Достаточно! – неожиданно резко попросила Верочка. – Мне не нравится. Противно!
Тяжело вздохнув, Иратов отправился в ванную и переоделся в халат на голое тело. Вернувшись в комнату, он некоторое время стоял истуканом, а потом одним движением распахнул полы халата и так стоял – высокий и одновременно кряжистый, с мощными ногами, объёмной грудной клеткой и светлой кожей.
Верочка смотрела на низ живота мужа так долго, словно осознания картинки не происходило вовсе, а потом констатировала:
– Иратов, у тебя нет хуя!
– Мне не нравится, когда женщины матерятся, – поморщился Арсений Андреевич.
– А мне не нравится, что у тебя его нет! Он пропал! – она нервно засмеялась.
– Ты думаешь, мне нравится? Я же говорил, что все можно поправить с помощью хирургии.
– Тогда это будет не твой… – Она сдержалась. – Не твой это будет!.. Но как все это могло произойти?
– Сам бы хотел знать ответ на этот вопрос, – развел руками Иратов, а потом запахнул халат, перевязав его накрепко поясом. – Но у меня его нет! И ответа тоже!
– Это ужасно!!!
– Ну а если бы я был на войне и получил такое же увечье?
– Ты не на войне! – она была исключительно шокирована и наполнена несвойственной ей злостью. – Ты потерял… потерял его в собственной постели!
Иратов и сам теперь разозлился, потому ответил ей жестко:
– Не нравится, не можешь принять меня таким – отправляйся вон!
– Ты выгоняешь меня при таких обстоятельствах? – растерялась Верочка.
– Я рассчитывал на поддержку! Я не готов к твоим обвинением, поэтому уходи! Немедленно!
Он зашел в кабинет и демонстративно хлопнул дверью.
Поднимаясь на свой этаж, Верочка терла руками лицо, будто стирая с него наваждение, галлюцинацию. Уже в квартире женщина выпила залпом два бокала красного вина и, упав в кресло, почти час тряслась в нервном припадке.
