Наклонившись к нему, я сказала тихо.
— Если вообще хочешь когда-нибудь встречаться со мной, отпусти.
Я предпочла бы встречаться с неукрощенным кугуаром, но решила, что он достаточно психованный, чтобы этого не понять.
Он посмотрел на меня с удивлением. Приподнял руку, чтобы я могла вытащить свою. Я тут же прижала освобожденную руку к зеленому фартуку, будто она болела.
— Рука болит, маршал Блейк? — спросил Мемфис.
Я помотала головой:
— Нет, но мне нужно на воздух. Простите, доктор.
Никогда не уходила из секционного зала преждевременно. И сейчас тоже ушла не из-за мертвого тела. Из-за Олафа, который стоял и на меня смотрел. Смотрел не с сексуальным голодом серийного убийцы, а с некоторой озадаченностью. Снова нормальный взгляд мужчины, который искренне пытается сообразить, как угодить мне. Вот от этого взгляда я и сорвалась прочь. От этого зрелища я направилась к двери, изо всех сил стараясь не бежать.
Глава восемнадцатая
Я сорвала с себя перчатки и фартук, отбросила их прочь. И шла спокойно, пока не вышла через наружную дверь в коридор, а тогда пошла как можно быстрее, почти побежала. Я знала, что бежать себе не позволю, но очень хотелось.
Я взволновалась сильнее, чем думала, потому что едва не налетела на Эдуарда и Бернардо, вышедших из другой двери. Эдуард подхватил меня, иначе бы я упала.
— Тебе нехорошо, Анита? — спросил он.
Я кивнула.
— Тела жуткие, — сочувственно сказал Бернардо.
Я замотала головой.
— Тела нормальные. Не в них дело.
Пальцы Эдуарда на моей руке стали тверже:
— Что на этот раз сделал Отто?
Но я молчала, только мотала головой, и почувствовала, как вытекают из глаз первые слезы. Мать твою, это я плачу, что ли?
— Что он сделал? — Я снова не ответила, и Эдуард встряхнул меня. — Анита! Что он с тобой сделал?
Наконец я смогла успокоиться настолько, чтобы посмотреть ему в глаза. И снова покачал головой:
— Ничего.
Пальцы Эдуарда сжались сильнее, почти до боли.
— Это не похоже на «ничего».
Но его глаза, его голос — все вообще заставило меня со страхом подумать, что он может сделать, если всерьез решит, что Олаф меня обидел.
— Честно, Эдуард. Просто обычная его жуть.
Я достаточно успокоилась, чтобы не так напрягаться в его руках. Он тоже ослабил хватку, но продолжал держать меня за руки, рассматривая мое лицо.
— Во-первых, Тед, Анита.
Но голос его и глаза принадлежали Эдуарду в самом опасном его состоянии.
Я кивнула:
— Извини, Тед. Извини. Я только…
Я мотнула головой. Что я должна была сказать? Что Олаф меня так напугал, что я обо всем забыла? Это ни Эдуарда, ни меня не успокоит.
— Во-вторых, тебя не так легко напугать. Что он такого сделал?
Последнюю фразу он произнес тихо и отчетливо, с тщательно сдерживаемой яростью. В этот момент до меня дошло, что Эдуард считает себя виноватым в интересе Олафа ко мне. Да, он поставил нас вместе, но я поняла, что в случае худшего исхода он будет винить себя, и ни бог, ни дьявол не охранят тогда от него Олафа. Конечно, я к тому времени погибну, и погибну страшной смертью, и мне как-то будет все равно.
Вот черт.
— Мы осматривали тело со следами когтей. Какие-то оборотни. Доктор что-то хмыкал насчет того, что может быть и больше подобных тел, но на остальных в основном ножевые ранения.
Эдуард и Бернардо посмотрели мне за спину. Я не стала оборачиваться, не сомневаясь в том, что там можно увидеть.
— Пока он к нам не подошел, я хочу знать, чем он тебя так расстроил, Анита, — сказал Эдуард.
— Не знаю, смогу ли я это объяснить, Эдуард. Патанатом не поверил, что человеческие руки могут оставить такие следы, потому что у меня руки слишком малы. Я попросила Олафа дать мне руки, чтобы показать их размер.
Эдуард меня отпустил и пошел к гиганту.
— Нет, Эдуард. Олаф по ранам на других телах определил многое. Действительно важную информацию. У него давнее знакомство с ножами и пытками, и оно много нам дало. Даже на доктора Мемфиса произвело впечатление.
Эдуард смотрел не на меня, а вдоль коридора. Я заговорила быстрее:
— От этого тела мы не узнали так много, потому что на нем были следы когтей, а это уже моя область. Я разрешила ему мною командовать, Эдуард, больше чем надо было, потому что с тем первым телом он здорово себя проявил. Разрешила ему собой манипулировать, пока не сорвалась. Это не его была вина. Он просто был собой, а я забыла на секунду, Эдуард.
Он посмотрел на меня обнял меня за плечи — так неожиданно, что я напряглась. Он посмотрел на меня, и взгляд это был ни в коей мере не романтичный. Пристальный, сердитый и в самой глубине глаз — с едва заметной примесью страха. Он боялся за меня. Эдуард, который никогда ничего не боится.
Почти никогда.
— Никогда не забывай, кто он, Анита, — прошептал он, наклоняясь ко мне. — Когда забываешь, что монстр — это монстр, он тебя убивает.
И он поцеловал меня в щеку — я поняла, что это из-за Олафа. А в губы он меня не поцеловал — из-за меня и из-за себя. Слишком это было бы для нас дико.
Когда Олаф подошел ближе, стягивая с себя халат, я вскинула на него глаза. Перчатки он уже выбросил. Посмотрел на меня, на Эдуарда, снова на меня, и опять на Эдуарда.
— Что она тебе сказала?
— Что ты не виноват. Что она позволила тебе собой манипулировать, потому что ты здорово работал с другими телами. Что твой опыт в работе с холодным оружием и пыткой оказался полезен.
Вид у Олафа был удивленный, и голос тоже.
— Она не врет.
— А ты думал, что я буду врать? Скажу, что ты страшный и злой человек, и буду просить помощи?
Он обратил ко мне свои глубоко посаженные глаза и кивнул.
— Женщины лгут. Женщины натравливают мужчин друг на друга. Это их свойство.
Я покачала головой и мягко отодвинулась от Эдуарда.
— Я такой фигней не занимаюсь. Я позволила тебе мною манипулировать, и больше это не повторится, но я знала, что этого делать не надо. Я тебе разрешила… влезть мне в голову, зная, что не надо, — Я ударила себя ладонью в грудь так, что стало больно. — Знала, что не надо. И я никого не прошу защитить меня от моей собственной глупости.
— Чтобы понять, что я знаю про оборотней меньше тебя, ушло больше времени, чем я ожидал. Ты могла отказаться допустить меня в зал.
Я кивнула:
— Сама дура.
