— Я это сделаю, но сперва сделай ты одну вещь.
Я понимала, что ничего хорошего не будет, но…
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Подзови к себе Криспина. Если ты его от меня отзовешь, то я отвечу на твои вопросы, прекратив все игры,
Она улыбнулась, и это была улыбка тигра в зоопарке. Когда понятно, что он улыбается не от расположения к тебе.
Стиснув руку Бернардо, я отпустила ее. Он наклонился ко мне и прошептал:
— Ты думаешь, это удачная мысль?
— Уверена, что нет, — ответила я.
— Зачем тогда?
— Потому что она сдержит слово. Если я отзову Криспина от нее к себе, она ответит на вопросы.
— Все равно это неудачное решение.
Я кивнула, вынула «браунинг» из кобуры и отдала Бернардо.
— Вивиана меня зачаровываёт как мастер-вампир — своего рода. Просто на случай, если она захочет проверить границы своей власти надо мной, я предпочитаю, чтобы пистолеты были у тебя.
— Ты думаешь, она настолько перемешает тебе мозги?
— Я думаю, она попробует.
Эдуард в ухе сказал:
— Анита, давай оттуда. Это все мы в другом месте где-нибудь узнаем.
— Извините, — сказала я хозяевам и повернулась говорить с Эдуардом, громко.
— Скоро наступит ночь, Эдуард. Тот, кто убил копов, был смертоносен при солнечном свете. Когда добавятся еще и мастера-вампиры, то станет намного серьезнее. За тиграми-оборотнями в Вегасе больше идти некуда.
— Она тебя может полностью загипнотизировать?
— Не знаю.
— Бернардо! — позвал Эдуард.
— Да, начальник?
— Если она поплывет, не строй из себя героя. Зови нас.
— Не волнуйся, Тед, я никак не герой.
— Отлично, будем слушать. Будь осторожна, Анита.
— Как девственница в брачную ночь.
Неопределенный звук — кажется, Олаф. Может быть, я его развеселила, или он счел меня дурой.
В этом случае он, быть может, и прав.
Глава тридцать третья
Обычно я не пытаюсь вызывать зверей, связанных со мной метафизически. Это само собой происходит. Моя наставница в паранормальных делах Марианна мне говорила, что у меня очень сильны природные способности, поэтому я очень многое могу делать, не успев подумать. Это может быть хорошо или плохо, силой или слабостью. Но я усердно училась, чтобы стать взрослым экстрасенсом, и теперь делаю такие вещи намеренно. Различие — как ехать быстро на обычной улице или же ехать быстро на треке с профессионалами. Первое — для детей, второе — для взрослых.
Я начала с простого:
— Криспин, иди ко мне.
И протянула руку.
Он встал. Рука Вивианы упала с него. Он даже сделал шаг ко мне, и тут ее сила дохнула по всей комнате. У меня перехватило дыхание в горле, пульс забился прямо на языке. Лицо Криспина почти исказилось от боли. Глаза горели жаждой, стремлением ко мне, но он не двигался с места.
Зато задвигалась во мне белая тигрица. Она начала возбужденно бегать по хорошо протоптанной во мне дорожке. Рысью, и я поняла, что раз она так разбежалась, то, когда она ударится о «поверхность» тела, это будет как прорывающийся изнутри грузовик. Этого уже несколько месяцев не было, и остановить это я должна была за секунды — если это удастся.
Попыталась вызвать волчицу — но тигрица была слишком близко. Она летела наружу белой размытой полосой, прямо ко мне.
— Блин! — сказала я.
Рик и Домино придвинулись ближе, будто против воли.
Только Ава могла устоять, но она же не того… не того цвета.
Я позвала черную тигрицу, позвала воплем и ревом внутри, в голове. И черное пятно влетело в белое у меня внутри, и бросило меня, вертящуюся, через всю комнату. Я оказалась на полу у окон, и две тигрицы во мне рычали друг на друга, пытаясь разорвать друг друга на части, но полем битвы было мое тело.
Я крикнула — не могла сдержаться.
— Анита! — завопил Криспин.
Рядом со мной присел Бернардо, склонился надо мной. В ухе орал Эдуард:
— Анита, ответь. Иначе мы войдем.
— Нет… не входите.
В голосе слышалась боль, которую я испытывала, И ничего я не могла с этим сделать.
Криспин был на полпути через комнату, но королева оказалась рядом с ним. И я не могла его заставить подойти к себе, когда она была рядом. Ко мне шел Домино, нахмурив физиономию, и черная с белой тигрицы остановились в битве. Им он обеим нравился.
— Домино, подойди ко мне, — велела я.
Он покачал головой, но черная тигрица вырвалась из драки, и белая ее отпустила. Черная стала подбираться ближе. Я вложила эту энергию в мужчину, стоящего передо мной, позвала ого образами темного меха и горящими огнями глаз и ночи.
Он пошел ко мне так, будто каждый шаг давался с болью, С лицом как у Криспина, которого не пускала ко мне Вивиана. Но у меня не было времени все продумывать — мне нужно было удовлетворить тигриц, или рисковать тем, что я сама тоже превращусь в тигрицу реально. Это была опасность моего состояния: что я в конце концов могу вызвать зверя, который не будет слушать зов Жан-Клода, В этом случая я могу оказаться под чужой властью — например, Вивианы и ее Макса. И чтобы этого не случилось, я должна замылить мозги Домино, Зло ли это — вот так понимать это все до конца и все же это делать? Может, и зло. Сделаю ли я это, чтобы королева мне мозги не замылила? Еще как.
Глава тридцать четвертая
Вивиана попыталась воззвать к его белой стороне, но черная тигрица была невероятно голодна, изо всех сил рвалась найти чей-нибудь черный бок, чтобы об него потереться. Одинокая, ужасно одинокая. Она не пыталась вырваться наружу, как белая по побуждению Вивианы. Она нюхала воздух и издавала призывные звуки, глядя, как идет к нам Домино.
Он упал рядом со мной на колени, будто марионетка с обрезанными нитями. Просто упал на колени на белые плиты пола. И лицо его было маской гнева, страха и желания.
Он сказал задушенным голосом:
— Ты — черная королева. Настоящая черная королева.
Я протянула ему руку, он потянулся ко мне.
— Родрик, не пускай его! — завопила Вивиана.
Но было поздно. Наши пальцы соприкоснулись, черная тигрица издала звук, вырвавшийся из моего горла. Домино позволил мне притянуть себя поближе, глядел на меня, и огненного цвета глаза все еще боялись, все еще злились, но за этим ощущалось что-то намного лучшее.
— У тебя родной запах, — шепнул он, опустив лицо — не поцеловать, но потереться щекой, ртом, носом. Он втягивал в себя запах черной тигрицы, живущей во мне, как кот, валяющийся по кошачьей мяте. Только этой мятой была я, мое тело.
