После звонка с урока геометрии Наташа кое-как покидала в сумку учебные принадлежности и одной из первых выскочила из класса. В туалете на первом этаже никого не оказалось, и она вылезла из окна на школьный двор. На вешалке в гардеробе осталась ее легкая куртка, но девушка не огорчилась. Майское солнце ласково пригревало, и замерзнуть было невозможно. Закрыв глаза, Наташа задрала голову, внутренняя поверхность век зажглась золотом. Девушка улыбнулась, зачем-то подпрыгнула и быстрым шагом направилась к выставочному комплексу.
Уже за квартал до него Наташа услышала громкую бравурную музыку и какие-то крики. Она ускорила шаг и очень скоро оказалась на площади перед многоэтажным зданием с зеркальными стенами, в разные стороны от которого расходились две галереи. В галереях обычно вывешивались картины и графические работы современных художников, но во время кукольных выставок задействовали и их. Возле входа в центральное здание гостей встречали два актера на ходулях, одетые паяцами: в ярких лоскутных одеждах, в рогатых шапках с бубенцами. Наташа подивилась тому, как быстро и ловко они переставляли свои деревянные «ноги» – было полное впечатление, что расхаживать перед посетителями на длинных шестах им было вполне комфортно. Паяцы являлись зазывалами – именно их выкрики девушка слышала с соседней улицы. Она подумала, что на такие выставки никого зазывать не надо, поскольку народу всегда – не протолкнуться, но высоченные фигуры в ярких развевающихся одеждах, безусловно, выглядели очень эффектно.
Первый этаж Наташу не интересовал, поскольку в его залах обычно выставляли механические игрушки: роботов и всяческую технику – от машинок до планетоходов. Второй этаж был гораздо интереснее, так как там продавались обрезки тканей, разнообразная тесьма, ленты, бусины и даже раскроенные кукольные наряды. Правда, Наташе не нравились витрины, где были выставлены части кукол для тех, кто занимается их изготовлением. Лысые головы, на бесцветных лицах которых чернели дыры глазниц, безрукие, безногие торсы и отдельно лежащие конечности наводили на нее жуть. Разумеется, она понимала, что это всего лишь части игрушек, а не человеческих тел, но каждый раз, натыкаясь на них взглядом, девушка вздрагивала и старалась побыстрей пройти мимо этих витрин.
Сегодня Наташу не интересовали ткани и тесьма. Игнорируя лифт, она медленно поднималась по винтовой лестнице, находящейся посередине зала, чтобы ни на минуту не выпадать из праздничного шума и сохранять приподнятое настроение. Девушка не завернула ни на третий этаж, где экспонировались и продавались мягкие игрушки и тряпичные куклы, ни на четвертый с современными фабричными куклами, ни на пятый, где показывали свои эксклюзивные работы городские мастера. Ей нужно было на шестой – на выставку-продажу антикварных кукол.
Первыми Наташе попались старинные итальянские куклы Lenci. На витрине, где они восседали, значились годы их изготовления – 1927–1929. Проходя мимо кукол фирмы Lenci, девушка каждый раз поражалась, каким образом эти красавицы могли так хорошо сохраниться с давних времен. Она уже знала, что куклы сделаны из войлока, но издалека были очень похожи на фарфоровых: щечки весело розовели, алые губки улыбались, глаза радовали нежным небесным цветом. Платьица на куклах не пожелтели, шляпки не потеряли формы. Войлочные барышни были очень хороши, но Наташа не была уверена, что сама сможет надолго сохранить куклу из такого легко портящегося материала, и у этих витрин долго не задерживалась.
Французские старинные куклы фирмы Bru Jne Наташе тоже нравились. У них были очень большие и выразительные карие глаза с нарисованными ресничками, дугообразные бровки и полуоткрытые темно-красные губки. Наряды кукол Bru отличала многослойность старинных кружев, вычурные шляпки и, как указывалось в каталогах, парики из натуральных волос. Эти красавицы стоили таких громадных денег, что Наташа ни об одной из них даже не мечтала. Она знала, что гораздо дешевле стоят так называемые реплики, то есть куклы современного изготовления, выполненные аналогично старинному образцу, то есть точные копии. Но даже на копию куклы Bru Наташа смогла бы накопить, только став взрослой и получив хорошо оплачиваемую работу.
А вот куклы JUMEAU, тоже французские, Наташе не нравились. У них были, как ей казалось, непропорционально большие по сравнению с туловищем головы и квадратные лица с неестественным выражением. Но платьица и шляпки кукол JUMEAU были очень хорошенькими – кружевными и изящными. На каждой выставке девушка подолгу разглядывала их и даже одной из своих кукол сшила очень похожее платье со вставками из кружев, споротых со старого бабушкиного платья, которое она когда-то надевала только по праздникам.
Антикварных кукол было много, но все-таки они занимали только один этаж, и Наташа, растягивая удовольствие, медленно переходила от витрины к витрине. Она с наслаждением вглядывалась в кукольные лица, оценивала изящные туфельки и шляпки, прикидывала, какое платье сможет повторить дома для своих любимиц. Кукол Генриха Хандверка она всегда оставляла, что называется, на сладкое, то есть подходила к ним в самую последнюю очередь. И среди барышень Хандверка, конечно, попадались не очень удачные, по мнению Наташи, экземпляры, но большая часть кукол ей очень нравилась.
Как она и предполагала, куклы Лотты в дорожном туалете уже не было в продаже – слишком уж она была хороша, чтобы надолго задерживаться в витрине. Но внимание Наташи привлекла другая красавица – в бархатном платье темно-шоколадного цвета с большим отложным воротником из кремовых кружев. Кукла имела длинные каштановые волосы, завитые только на концах, что придавало ей необычайную естественность. В ушках сверкали крохотные позолоченные сережки, а глаза были такого ясного зеленого цвета, что напоминали спелые, напоенные солнцем виноградины. Продавщица, дородная женщина с громовым голосом, как раз объясняла покупательнице, что зеленые глаза куклы не типичны для фирмы Хандверка, и именно поэтому кукла стоит дороже, чем другие. Покупательнице это не понравилось, она как-то брезгливо пожала плечами и отошла к другим витринам, чему Наташа удивилась. Кукла стоила не баснословно дорого даже с наценкой на редкую для Хандверка зеленоглазость.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к громогласной женщине, – кукла с зелеными глазами, о которой вы только что говорили, современного производства?
– Не совсем… Это, конечно, реплика, и сделана она не в Германии, а у нас, но давно, еще до войны! Но это точная копия… Вот гляди… Настоящая тут, в каталоге… – Женщина развернула перед Наташей толстый журнал и ткнула пальцем в фотографию точно такой же куклы в шоколадном платье. – У нашей куклы кружева на воротнике были специально состарены, а теперь, от времени, стали точно такого же цвета, как здесь! – Палец продавщицы снова уперся в фотографию. – И туфельки, ты только глянь, слегка потерты, будто износились. И пряжечки на них тусклые, тоже от времени. Это ж чудо, а не реплика! Это уже тоже антиквариат в своем роде! Кто понимает, с руками бы оторвал, а эта губы скривила… – И продавщица бросила презрительный взгляд на несостоявшуюся покупательницу, которая вертела в руках куклу другой фирмы. После этого она с хлопком закрыла журнал и, снисходительно оглядев Наташу, сказала: – Тебе, конечно, она не по карману, да?
