А в это время в лагере отдыхала другая девочка. Она тоже была не такой, как все, но и не такой, как первая. Когда всходила полная луна, та, вторая девочка, превращалась в волка и тоже шла убивать. Ее никто не кусал и не хоронил заживо, она родилась такой и уже, наверное, привыкла, что у нее нет друзей. Люди сторонятся таких, как она. И еще она терпеть не могла таких, как первая. У вампиров и оборотней старая вражда.
Девочка-оборотень вошла в сарай и увидела девочку-вампира. Она не поняла, кто перед ней: клыки у вампира отрастают только ночью, а пахнет сытый вампир почти как человек. Девочка-оборотень пожалела девочку-вампира, она прекрасно знала, что такое быть одной и не иметь друзей. Они поболтали. Нельзя сказать, что подружились, но для врагов неплохо поладили.
Но однажды девочка-оборотень догадалась, кого она навещает в сарае. Догадалась по тому, что ее новая знакомая не хочет выходить на свет, не ест человеческую пищу, и еще по свежей могиле на соседнем кладбище. Девочка-оборотень не знала, как ей поступить, ведь это был ее враг…
Психологичка дозрела. Этот взгляд, обращенный «в себя», и расслабленная поза… Дозрела наконец-то, я уж боялась, что не получится. Потихоньку, не делая резких движений, я сняла трубку городского телефона, набрала номер и быстро подсунула Психологичке трубку.
– Скажи: «В лагере заложена бомба».
– В лагере заложена бомба! – повторила Психологичка, все так же глядя внутрь себя. Голос у нее в тот момент был совершенно другой, не такой, как час назад. Так бывает под гипнозом.
* * *
Я положила трубку и отдернула руку, будто обожглась.
– …А потом из города пришли другие вампиры, их было много, они были злые и голодные. Девочка-вампир сама боялась, как-то они ее примут, а девочке-оборотню было уже не до нее, нужно было спасаться и спасать остальных. Между вампирами и оборотнями началась война, где погибла куча народу с обеих сторон. И девочки больше никогда не встретились.
Я пнула подставку с цветочными горшками, и она противно шваркнула по полу. Психологичка глянула на меня как ни в чем не бывало:
– А ты умеешь сочинять!
– Но это ведь тест на творческие способности, верно?
– Да! – Мы обе рассмеялись. – А как ты думаешь, Ира, о чем думали герои, что они чувствовали?
Она мурыжила меня еще долго, тест мы провели до конца. Я пересказала ей четыре самых популярных сюжета по последним таблицам, и, конечно, она это заметила, но мне было все равно. Я про себя считала, сколько времени нужно, чтобы эвакуировать всех из лагеря. Сейчас, положим, начальник вызывает МЧС, поднимает на ноги воспитателей и водителей автобусов. Воспитатели обзванивают родителей и сообщают каждому: ребенок едет домой, встречайте. Занятие нудное: в группе тридцать человек, по паре минут на каждого – минимум час.
Проверить, есть бомба или детки балуются (хе-хе), может только сапер с собакой. Тем более мы звоним в детский лагерь. Без вариантов: сперва всех эвакуируют, а уж потом будут думать, куда их девать и что делать дальше. А вот звоночек наш вполне могут засечь! Психологичку должно спасти то, что она не помнит, как мы звонили, и то, что я между делом уболтала ее перебраться из кабинета в общий холл. Больница большая, со всеми пациентами человек пятьсот, поди найди, кто звонил!
– Ира, ты меня слышишь?
– Ага… – Я рассматривала фигуру под фонарем с последней таблицы, и тут запищал телефон. Эсэмэска от дядьки: «Я в лагере. Всех эвакуируют в ближайший поселок. Там полно пустых домов».
Я перечитала ее три раза. После третьего хотелось биться головой об стол. Таркан, Таракан, Тараканище! Нет, от выдуманной бомбы он, конечно, всех спас. Но Падали что лагерь, что поселок – все рядом. Я-то надеялась, что всех повезут домой или хоть в город в ближайшую гостиницу! А поселок что: хрупкие деревянные домики – не спрячешься! Кое-как я отвертелась от Психологички и рванула к себе. Надеюсь, она ничего не заподозрила. Сматываться надо тихо.
Соседка мирно сидела на кровати и листала моих «Чудовищ»:
– Ну и страсти ты читаешь!
– Дай. Плохо будешь спать. – Я отобрала книгу и сунула ее за пояс. Мой чемодан сиротливо валялся под кроватью. Тащить его с собой было слишком даже для меня. Придется возвращаться за ним… Сюда?! Ни за что! Оставлю на память персоналу клиники. Пусть пока думают, что я где-то поблизости, просто вышла ненадолго.
Я открыла окно. Решетки были крепенькие, местами погнутые.
– Ты куда?
– Тихо! Скоро вернусь. – Я кивнула на чемодан и потянула на себя железный прут.
Он оторвался громко, со звоном, так что я полетела с подоконника на пол.
– Я врача позову!
– Только попробуй! – я пригрозила ей прутом и выскользнула в дыру. По коридору, цокая каблуками, уже бежала на шум медсестра. Осторожничать было некогда. Я сиганула из окна на козырек подъезда и удачно приземлилась на мягкий мох. Сколько его растет на этих козырьках, будто специально для таких, как я.
– Это что такое?! Охрана! – Медсестра высунулась в окно прямо надо мной, а по двору в мою сторону уже спешил пузатый охранник. Я спрыгнула и побежала.
Решетчатый забор я перелезла в два счета, хотя последний раз это делала, наверное, в младших классах. Охранник далеко оббегал этот забор, чтобы пройти через калитку, и это дало мне фору. Я свернула в какой-то двор, пробежала насквозь и выскочила на дорогу.
2 августа (вечер)
Обочину размыло дождем так, что ноги увязали. Мышцы уже горели от долгой пробежки. Нельзя так со мной! Звери тоже люди. Из-за пасмурной погоды казалось, что уже темнеет, а может, так оно и было. Я сверилась с программкой в телефоне: восход луны в двадцать два тридцать четыре. Да только что мне сегодня от той луны! А когда просыпается Падаль, я не знаю.
Лес я увидела издалека, и сразу пахнуло холодом. Я здорово вымокла и замерзла, пока бежала, но этот холод был особенный. Он шел снизу, будто из-под самой земли, так что пятки примерзали и внутри становилось прохладно.
Я шла по скосу вдоль обочины, чтобы не попадаться на глаза водителям – мало ли кто там едет. Трава была по колено, и мои больничные треники быстро вымокли. При каждом шаге они шумно хлестали по ногам, как мокрые тряпки.
Тихо. В таких местах всегда тихо. Неужели люди не замечают простых вещей?! Если не бегут, услышав тишину, значит, не замечают. Даже птицы не поют. Меня они никогда не боялись. С юга поднялся ветер и донес до меня запах костра. Сбывались худшие мои опасения. Дядька не соврал. Две тысячи человек в шаге от смерти сидят и жгут костерчик на сырых ветках вместо того, чтобы бежать. И я побежала.
* * *
В лесу было почти сухо: тяжелые еловые лапы надежно закрывали землю от дождя. Со стороны поселка тянуло дымком, и уже были слышны голоса ребят и взрослых.
* * *
