— Но ты только что сказал обратное, — в словах ее он уловил горечь.
— Иногда это со мной случается: говорю одно, а в мыслях — другое, — и с ужасом почувствовал, что сказал глупость.
— Тогда вы неискренний человек. Если думаете одно, а говорите другое.
— Нет, я ляпнул это помимо своего сознания и, поверь, сожалею об этом. — Энрико подумал, что давно не попадал в такую идиотскую ситуацию. Множество женщин, которых он знал, были совершенно другими. С ними он чувствовал себя уверенно и свободно. Обычно они уступали… Здесь же был иной случай. Эта простенькая девчонка, имела над ним некую власть. Он не понимал какую, но рядом с ней Энрико терял уверенность в себе, сбивался в словах и обдумывал каждое слово, прежде чем сказать. И это было странно и удивительно, так как он считал себя балагуром. Более того, он с удивлением, обнаружил, что ему нравится такая власть, она вовсе не гнетет его. «Она, наверное, в душе смеется над моей неуклюжестью», — подумал он. Энрико замолчал, однако надо было что-то сказать.
— Дорис, мы только что были на ты, — рассеяно произнес Энрико.
— Да, я помню, — слегка улыбнулась она. — Но твои последние слова вывели меня из себя.
— Прости, прости, Дорис! Давай пройдемся, ты не против?
Она встала, и они пошли по алле. Сквозь листья деревьев с трудом пробивались лучи солнца. Тени скользили по лицу девушки. Энрико незаметно любовался ее профилем и молчал. Так, молча, они подошли к бассейну. Девушка села на гранитный бортик, Энрико присел рядом, проклиная себя за нерешительность.
— Ты опять загрустила? — он обнял ее.
— Я вспомнила его… Знаешь, однажды он разыграл меня: сделал вид, что тонет. И я поверила, очень испугалась, — на глазах ее появились слезы. — Скажи мне, почему так происходит: безвременная гибель — расплата за грехи? Но какие грехи мог совершить за свою короткую жизнь Джонни? — отрешенно произнесла она.
— Я слышал, что это происходит от того, что в прошлых жизнях этого человека, было много смертных грехов. Они накладываются друг на друга в последующих жизнях. И следует наказание.
— А ты веришь в это? — она заглянула ему в глаза.
— И верю, и нет, — он пожал плечами. — Хотя, наверно, что-то такое существует. Ибо если за гробовой доской нет ничего, то каков смысл жизни? Здесь нет логики. Я думаю, что земная жизнь — это лишь видимая часть айсберга, а невидимая — там, под водой.
— А я думаю, что смерть детей — это расплата за грехи родителей, — грустно сказала Дорис и задумалась.
— Возможно, ты и права. Я думаю, ученые докажут: переход от биологической форме жизни к полевой возможен. Тело разрушается, а душа в форме энергетического объекта остается. Навечно! Тебе, наверное, неинтересно?
— Нет, нет! Продолжай!
— Я думаю, душа существует, только в другом мире, невидимом, неощутимом. Хотя… — он замялся.
— Что — хотя?..
— Хотя порой эти миры соприкасаются…
— Сны… мои сны… — прошептала девушка и побледнела.
— Какие сны? — вырвалось у Энрико. Он увидел, как взволнована девушка.
— Я как-то говорила, что встречала тебя, помнишь?
— Да!
— Так это было в моем сне. Точнее, в моих снах. Страшных моих снах, — Дорис подчеркнула слово «страшных».
— Но почему страшных?
— Они всегда одинаково плохо кончаются. При этом меня охватывает тревога… Ты, может, думаешь, что я «не того»? — она улыбнулась, чем обрадовала Энрико.
— Да нет! Тебе надо плюнуть на эти сны. Сплюнуть три раза, — улыбнулся он. — А вообще тебя надо отвезти в город, чтобы ты развеялась. Там много мест, где можно приятно провести время. Конечно, если ты не против…
— Ты только не смейся надо мной: я никогда не была в ресторане или на дискотеке, — покраснела она. — Только не теперь. Я постоянно думаю о моем несчастном братике… Только не теперь. А дальше видно будет. Энрико, сегодня утром приходил какой-то тип из полиции, инспектор Купер. Он интересовался тобой.
— Мной?! — воскликнул Энрико.
— Он этого не сказал. Просто спросил, когда я видела тебя в последний раз, — рука ее теребила брошку на платье.
— Наверно, из-за той драки, — улыбнулся Энрико.
— А что произошло? — поинтересовалась девушка.
— Врезал одному кретину так, что его унесли, — соврал Энрико.
— И за что?
— До так, из-за пустяка. Слово за слово…
— Надеюсь, тебя не забрали в полицию? — перебила его Дорис.
— Забрали, но потом выпустили. Отец помог.
— А кто твой отец?
— Понимаешь, Дорис, в нашем мире есть люди, от которых зависят судьбы многих людей, и они не занимают при этом никаких постов в правительстве. Таков мой отец. Думаю, он иногда жалеет, что мы уехали из Сицилии. Мы там жили бедно, просто и счастливо. Обычная крестьянская семья.
— А когда вы уехали?
— Когда мне было чуть больше трех, — усмехнулся Энрико.
— И ты все помнишь?
— Да.
— А я ничего не помню в три года. Ничего! — задумалась она.
Дорис вспомнила себя маленькой девочкой, с большим белым бантом в волосах, сидящей на коленях отца. Было тепло и уютно. Весело потрескивал огонь в камине. Отец что-то рассказывал, может быть, сказку о волшебном колечке.
— Папа, а где моя мама? — спросила маленькая девочка.
Отец долго молчал. Она вспомнила, что из глаз его покатились слезы.
— Ты плачешь, папа? — испугалась Дорис.
— Мама… мама уехала… надолго, — произнес отец и поцеловал дочь.
Дорис тогда было лет пять.
Глава 4
Едва только слепая ночь проклюнулась чуть уловимым рассветом, Хуан открыл глаза. Он спал час или два, и если бы не пронизывающий до костей дьявольский холод, он ни за что бы не проснулся. Пленник еще не отошел от ночного кошмара, в котором его преследовал грозный зверь. Казалось, исчадие ада рядом, за тонкой стеной из бамбука; вот-вот морда чудовища окажется в окне.
Но все-таки ночь уходила. Хуан лежал на земле, свернувшись в калачик. Потом поднялся, подошел к узенькому окошку. Было уже достаточно светло. Деревья и кустарники окутал туман. Проступали контуры хижин. Вокруг стояла тишина, а по небу плыли низкие серые облака. Кое-где в просветах облаков мерцали бледные звезды. Никакого чудища, как и следовало ожидать, и в помине не было.
Хуан прислушался. Ни звука. Ничто не говорило, что его охраняют. Но так было и ночью…
«Надо что-то делать», — подумал он. Вдруг тихий шелест за дверью заставил его сначала замереть, а потом притаится за дверью. Ждать пришлось недолго. Дверь медленно отворилась, и вошли два безоружных воина, неся глиняные чаши с едой. Не обнаружив пленника, они так и застыли на месте, не зная, что предпринять.
