Мы оказались у нашего дома вечером. Я долго не решался открыть калитку. Наконец, мы вошли. В незапертом доме оказался ты один. Боже, как ты испугался, увидев двух незнакомых бородатых мужчин! Мой мальчик, я взял тебя, плачущего, на руки. Сколько бессонных ночей я мечтал взять тебя на руки!.. Вскоре пришла мать.
Три дня мы с Сэмом отсиживались, а потом я сделал то, что задумал еще там, на плантации. Я пошел к одному знакомому, о котором говорили, что он состоит в какой-то организации, и попросил его устроить меня и Сэма на работу. Тот пообещал помочь и сдержал слова.
Как только мы устроились, проблемы с полицией исчезли. Правда, нам пришлось поменять фамилии. Вскоре мы купили уютный домик и зажили неплохо. Правда, мне иногда приходилось рисковать — ставкой была жизнь. Но всегда везло, а вот Сэм погиб. Как-то нелепо. Мы убегали, и он сорвался с пятого этажа. Потом мне предложили место посолиднее. За двадцать лет я стал тем, кем являюсь теперь. И скажу, что кое-чего достиг, — он задумался. — В отличие, от тебя. Но я не хочу, чтобы ты был связан с организацией. Я достаточно богат, чтобы ты жил прилично. Поэтому никогда — заметь, никогда — не говорил с тобой о моих делах. И теперь бы не сказал, если бы не обстоятельства. Мне приходится приоткрыть вуаль, скрывающую мою жизнь, и дать заглянуть тебе туда, что под ней скрывается.
Я продвигался по лестнице вверх, шаг за шагом, с большим трудом. Ступеньки чрезвычайно круты, и меня, честно говоря, не интересовало, как была взята каждая из них: честно или при помощи криминала. Главное — быстрее достичь вершины. Рядом со мной всякий раз оказывались люди, которых необходимо было подмять, сбросить вниз. Мы сходились в смертельной схватке. Не щадили никого. Иногда страдали близкие люди: они становились заложниками, — дон Винченцо поглядел на сына и вздохнул. — Другими словами, будь очень осторожен. Ты должен рассказывать мне, где бываешь и с кем. Отныне тебя всюду будут сопровождать мои люди. Я знаю, что это ущемляет твою свободу, но смирись с этим. Ставка велика, очень велика, мой сын. Нужно немного потерпеть. Возможно, тебе придется уехать. Ты понял?
— Да, папа.
— Учти, мои люди будут крайне ненавязчивы; скорее всего, ты их даже не заметишь. Кстати, возьми вот это, — он протянул Энрико маленький, почти игрушечный пистолет. — Это очень хороший пистолет. Несмотря на размеры, он не уступает «кольту». Ты можешь с ним обращаться?
— Да. Мне приходилось стрелять из такого же пистолета.
— Надеюсь, не в людей? — улыбнулся дон Винченцо.
— Нет, в тире.
— О, я рад за тебя! Рад! Прости, мне надо идти.
— До свидания, папа!
— До свидания!
Дон Винченцо вышел, оставив Энрико наедине с тревожными мыслями.
«Неужели все обстоит так плохо? Что делать? Сидеть дома? Случится то, что должно произойти. Все Богом предопределено».
Вдруг он подумал о Дорис: ведь встречаясь с ней, он и ее подвергает опасности. Энрико на миг представил лицо девушки и понял, что ему бесконечно жаль ее.
«Боже! Ведь я уже договорился о встрече, — он подошел к телефону и набрал номер Дорис. Услышав длинные гудки, он положил трубку. — Я объясню ей все: скажу, что уезжаю из Лимы на месяц, два… Может, сказать ей, что не надо больше встречаться? Нет! Это я не скажу ей никогда. Никогда!» — повторил он и начал собираться. Нужно к часу быть у Пересов.
Когда Энрико вышел на улицу, лил мелкий противный дождь. Черного «Форда» отца не было. «Отец только что уехал», — рассеяно подумал Энрико, увидев четкий след протектора на мокром асфальте.
В дом сенатора его явно ждали. Тереза поднялась к Дорис и доложила, что Энрико в гостиной.
— Скажи, чтобы он поднялся ко мне, — велела девушка, чем, пожалуй, удивила служанку.
— Хорошо, сеньорита, — произнесла та, криво ухмыляясь.
Вскоре раздался осторожный стук в дверь.
— Войдите! — Дорис отложила книгу.
— Здравствуй, Дорис. — Энрико подошел к ней и протянул гладиолусы.
— Спасибо! Садись, пожалуйста.
Энрико сел и взял книгу.
— «Джейн Эйр», — нарочито медленно прочел он название. — Тебе нравится?
— Да! — почему-то покраснела она. — А ты читал ее?
— Нет.
— А «Унесенные ветром»?
Энрико подумал, что она похожа на Скарлетт.
— Нет, не читал. Видел фильм, — ему захотелось, чтобы Дорис любила его, как Скарлетт Ретта Батлера.
— Кто-то говорил, что приглашает кого-то на оперу… — улыбнулась она.
— А я не отказываюсь. У нас еще есть время побродить по городу. Я буду ждать тебя в гостиной.
Ждать пришлось недолго. Дорис спускалась по лестнице — такая милая, что Энрико не мог отвести глаз.
— Ну, идем, — произнесла она и улыбнулась.
Когда они вышли на улицу, дождик прекратился, и выглянуло солнце. Сначала Энрико чувствовал скованность, но вскоре это прошло.
— Ты не хочешь побродить по Старому городу? — спросил Энрико.
— А мы не опоздаем?
Энрико глянул на часы.
— Да у нас уйма времени! — воскликнул он.
— Тогда поедем! Я не была там вечность.
— Так уж, вечность… — засмеялся Энрико.
— Лет пять-шесть — это точно. Мы туда ездили всей семьей, — Дорис сразу сникла. Энрико подумал, что тень погибшего брата еще долго будет тревожить ее, и его задача отвлечь девушку от грустных мыслей.
— А ты знаешь, как называлась раньше Лима? — неожиданно выпалил он.
— Как? — девушка спросила это машинально, мысли ее витали где-то далеко.
— Писсаро назвал город: «Сьюдад-Лос-Рейес», что означает «город волхвов». В 1535 году он заложил наш город, полагая, что создал что-то невероятное, волшебное, поэтому назвал городом Волшебников…
— Ты неплохо знаешь историю, — невесело сказала она, вызвав в душе его чувство тревоги, которая мучила его все утро. Энрико вновь почувствовал себя скованным. «Зря я затеял эту историю с оперой. Дорис скучно со мной. Если раньше я ощущал некую благосклонность, то теперь вижу, что она в лучшем случае равнодушна ко мне», — подумал он.
А девушка в это время думала: «Почему внезапно испортилось настроение? Ведь я ждала его звонка все утро, а теперь радость сменилось горечью…»
Они проезжали мимо стадиона Сан-Маркос. Движение здесь не такое интенсивное, как в районе Мойдале-Вьеха. За окнами проплывали дворцы с белыми барочными порталами мавританского типа, с балконами из красного кирпича. Вот и церковь, сложенная из темного дерева; стены увековечены геометрическим орнаментом.
Дорис не знала названий улиц и площадей. Она почти не бывала в городе и пожалела об этом. Но площадь Сан-Мартино была ей знакома, они как раз проезжали мимо. Девушке нравилась дома, опоясанные арками типично испанского стиля.
