— Привет, Хуан! Как самочувствие?
— Плохо. Чердак раскалывается, — он прикоснулся рукой к голове. — Всю ночь снились кошмары.
— А ты знаешь, к нам приходили гости… — Джон бросил ветку в костер и присел рядом.
— Гости? Какие гости?
— Какой-то зверюга чуть не сожрал нас.
— Так почему он передумал? — вырвалось нечто вроде смешка у мулата.
— Я его прогнал, — Джону было не до шуток.
— И что это был за хищник?
— Я не разглядел. И еще: у меня пропал пистолет. И один из мешков.
— Что!? — мулат лихорадочно сунул руку в изголовье. — Фу… — он перевел дух. — Слава Богу, на месте.
— Исчез мешок с продуктами, — произнес пилот.
Тем временем стало светать. Заметались бледные тени, и по небу понеслись густые темные облака. Потянуло свежестью. Кое-где начали слышаться птичьи голоса, чтобы потом обрушиться на джунгли, оглушая все живое.
— Может, твой зверюга стащил харчи? — предположил Хуан.
— Может, может… Все может! — зло выкрикнул Джон. — Я бы этому ублюдку голову открутил! — добродушный гигант был в ярости.
— Конечно, если бы ты до него добрался, — философски заметил Хуан.
— Вообще, думаю, нам недолго здесь куковать. Уверен, что ребята дона Винченцо уже ищут нас. Думаю, они скоро обнаружат обломки самолета. Нам не следует далеко уходить от места падения.
Конечно, пилот ошибался или сознательно врал, успокаивая мулата, и это было очевидно. Тысячи миль сплошных зеленых зарослей надежно скрывали поверхность этого неизведанного края. Следы самолета, врезавшегося в землю, через неделю совершенно исчезнут, даже если смотреть с вертолета. Джунгли умеют хранить тайны. Хуан знал это точно. Он пристально посмотрел на пилота. Тот стоял, прислонившись к дереву, и глядел на догорающий костер. Слабые блики огня плясали на его печальном лице. «Однако парень немного надломился», — от этой мысли мулату стало почему-то приятно.
— Не бойся, конечно, они нас найдут, — он улыбнулся пилоту.
— А я и не беспокоюсь. Шеф не оставит нас в беде.
— В самом деле. Ему позарез нужны эти камешки. И тебе тоже. Не правда ли, Джонни? — тонкие губы мулата змеились в улыбке.
— Честно сказать, мне бы не помешали, но они мне не принадлежат.
— А кому? Ведь тот, как его, Вулф, он что, честно их заработал? Вот мы их у него изъяли, теперь они наши.
— Но ведь… шеф… дон Винченцо…
— Что дон Винченцо? Они меньше всего ему принадлежат, — перебил простофилю мулат.
Джон в упор поглядел на него.
«Черт его знает, что у него на уме?» — подумал Хуан, и безотчетный страх сдавил его грудь.
— Пойду поищу воду, — Джон взял бутылку, которую Джон уже успел опорожнить, и направился в сторону густых бамбуковых зарослей. Не успел он отойти и несколько шагов, как резкий щелчок заставил его обернуться. У костра сидел мулат, и в руке его вороненой сталью поблескивал пистолет.
— Ты… ты… ты что?! — страх мгновенно парализовал мышцы пилота.
— Получай, ублюдок! — взвизгнул мулат. — Ты сам выбрал это!
Грянул выстрел. Сделав несколько неуверенных шагов, пилот медленно опустился на колени:
— Будь… будь ты проклят! — прохрипел он.
Мулат выстрелил еще раз, и несчастный уткнулся лицом в густую траву.
Глава 6
Небольшая тихая улочка с шикарными виллами, расположенными по обе стороны дороги, утопала в зелени. По правде говоря, высокие массивные стены, увитые виноградными лозами и плющом, несколько портили вид, но не настолько, чтобы владельцев этих домов можно было заподозрить в безвкусице. Скорее всего, глухие стены нужны были, чтобы отгородиться, спрятаться от мира, где правит страсть и нажива, ханжество и обман. По сути, они были нужны, чтобы как можно меньше общаться с внешним миром.
Здесь надо сказать, что при покупке виллы Хайме Перес, тогда еще не сенатор, сначала хотел снести эту массивную ограду и заменить ее легким ажурным металлическим забором, но потом передумал, считая, что негоже чем-то выделятся среди соседей.
Вот в таком доме, где жизнь текла однообразно и размеренно, точь-в-точь как у персонажей старика Диккенса, росла Дорис Перес. Она воспитывалась на романах Бронте и Бальзака, а еще ей нравилась Жорж Санд: воображала себя то Джейн Эйр, то Консуэлло, а порой Жанной Дарк, хотя последняя пугала ее своей воинственностью.
В последнее время любящее сердце отца чувствовало некоторую перемену в поведении дочери. Девочка как-то изменилась, и это настораживало его. Добрая и отзывчивая, она стала вдруг раздражительной. Круги под глазами говорили о бессонных ночах. Сенатор понимал, что пора поговорить с дочерью, но откладывал разговор, хотя видел, что тянуть больше некуда.
Вот и сейчас он сидел в мягком кресле, потягивая сигару, и думал о Дорис. Невеселые мысли вдруг прервала мелодичная телефонная трель. Звонила Берта, секретарша:
— Сеньор Перес, вы просили меня связаться с сеньором Галло. Он будет в своем офисе через час, — официальным тоном сообщила она.
— Хорошо! — сенатор раздраженно бросил трубку.
Спустя несколько минут он с тяжелым сердцем постучал в дверь спальни дочери.
— Войдите!
Сенатор вошел и тяжело опустился в кресло.
— Доброе утро, Дорис!
— Доброе утро, — ответила дочь.
— Ты плохо спала? — он увидел мешки под глазами. — Опять всю ночь читала? — Перес кивнул на раскрытую книгу.
— Да… что-то не спалось.
— Дорис, детка, ты совсем не заботишься о своем здоровье. Так много читать вредно, тем более у тебя слабое зрение.
— Не беспокойся, папочка, здоровье у меня в порядке.
— Слушай, Дорис, ты сильно изменилась в последнее время.
— Я!? Это тебе, кажется, папочка, — она нервно улыбнулась.
— А не отдохнуть ли тебе недельку-другую в Майами? Хочешь, я закажу там яхту?
— О, здорово! Я не против.
— Вот и хорошо. Значит, договорились.
— Да.
— Тогда я пойду к себе, поработаю, — он направился к двери.
Когда отец вышел, Дорис подошла к стоящей на столе у окна стереосистеме и нажала на клавишу. Из динамика полились мелодичные звуки «Лунной сонаты». Девушка уменьшила звук, подошла к кровати и вновь легла. Закрыв глаза, она погрузилась в чарующий мир музыки.
«Конечно, конечно, ты, папочка, прав. Я действительно изменилась, и виной этому эти проклятые сны!» — она вдруг вспомнила свой первый сон. Тогда она не придала ему значение. Но, когда он явился опять, девушка призадумалась. Одинаковые сны… Дорис с тревогой думала о них, боясь засыпать. И это длится уже вторую неделю…
