Книга Охота на мамонта, страница 57. Автор книги Олег Ёлшин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Охота на мамонта»

Cтраница 57

– А может так и должно быть, – вдруг подумала она. – Может быть, человек создан для того, чтобы быть одним. Тысячи, миллионы, миллиарды одиноких сердец, бьющихся в постылом теле. Вот и эта, желтая красавица, спокойно сияет в вышине. Она тоже совершенно одна. Луна. Одинокая Луна…

«В час последнего беспамятства…», – пробормотала она, потом повторила эти слова, желая продолжить. Посмотрела на Луну, словно ища подсказки. С ужасом поняла, что дальше не помнит. Цветаева! Любимая Цветаева! Как она могла забыть? Мучительно захотелось прочитать знакомые строки…

«В час последнего беспамятства…», – снова и снова повторяла она, терзая память, но словно пелена застилала сознание. Вспомнить она не могла.

Беспамятства!.. Последнего беспамятства!.. В час! Нет, она не уйдет отсюда, пока не дочитает стихотворение до конца. Теперь для нее это было смыслом жизни. Она должна была вспомнить эти строки. Ведь не зря же они были написаны для таких, как она, с надеждой взирающих на Луну. Вцепилась в перила, до боли сжав пальцы. Но не помнила совершенно ничего. Снова оглянулась. Спросить было некого. Теперь она будет прикована к этому парапету навечно. Зачем? Ради чего? Безумие! Но в этот момент ей почему-то необходимы были именно эти строки. Как воздух, необходимы. Беспомощно с надеждой оглянулась, и неподалеку заметила какого-то пожилого человека. Он был высокого роста в черном пальто, застегнутом на все пуговицы. Человек тоже глядел на воду, перевесившись через перила. Потом, подняв голову, перевел взгляд на Луну.

– Еще один лунатик! – подумала она и крикнула:

– Вы не помните, что там было дальше? «В час последнего беспамятства…»?

Человек в пальто повернулся к ней, сначала удивился, потом улыбнулся и спокойно произнес:

– Цветаева?

– Да! Да! Вы помните?

Тот на секунду задумался.


– «Оплетавшие – останутся.

Дальше – высь.

В час последнего беспамятства

Не очнись.

У лунатика и гения

Нет друзей.

В час последнего прозрения

Не прозрей…

Продолжать? – крикнул он.

– Нет! Спасибо! Не нужно! Большое спасибо! – с восторгом воскликнула Лея. Дальше она помнила сама. А человек теперь с интересом на нее смотрел. Он сделал несколько шагов навстречу, остановившись в некотором отдалении. Помолчав немного, и произнес:

– А вот еще. Тоже ваша любимая Цветаева:


Из перламутра и агата,

Из задымленного стекла,

Так неожиданно покато

И так торжественно плыла, –

Как будто Лунная Соната

Нам сразу путь пересекла…

Теперь очередь ваша! – весело воскликнул он.

– Про Луну?

– Конечно. Посмотрите, как она великолепна! Сегодня у нее праздник – полнолуние. Никто и ничто не лишает ее счастья греться в солнечных лучах.

– Сейчас… сейчас! – обрадовалась она. Ей было как-то удивительно хорошо с этим человеком. Он серьезно на нее смотрел, но искорки светились в этих глазах. Он был словно с другой планеты. Был тем единственным человеком, который по случайности забрел в ее пустынный город, и отпускать его она не хотела.

– Ну, хорошо. Давайте снова я, – перебил он ее мысли.


Своим лучом, лучом бледно-зеленым,

Она ласкает, странно так волнуя,

И душу побуждает к долгим стонам

Влияньем рокового поцелуя.

А Лея, в нетерпении перебив его, продолжила:


Своим ущербом, смертью двухнедельной,

И новым полновластным воссияньем,

Она твердит о грусти не бесцельной,

О том, что свет нас ждет за умираньем.

Бальмонт, – улыбнулся он, кивнув головой, и закончил:


Но нас маня надеждой незабвенной,

Сама она уснула в бледной дали,

Красавица тоски беспеременной,

Верховная владычица печали!

А вот еще, – продолжил он.


Луна уже плывет медлительно и низко.

Она задумалась, – так, прежде чем уснуть,

В подушках утонув, мечтает одалиска,

Задумчивой рукой свою лаская грудь.

– Бодлер, – заворожено прошептала она. А странный человек все продолжал:


Ей сладко умирать и млеть от наслажденья

Средь облачных лавин, на мягкой их спине,

И все глядеть, глядеть на белые виденья,

Что, как цветы, встают в лазурной глубине…

Она с восторгом смотрела на этого удивительного человека, голос его успокаивал, дарил надежду. Он был нежным шелестом, сладким дурманом. Голова ее начинала кружиться, и волшебные слова являлись в темноте под дивным сверкающим образом красавицы Луны…


Когда ж из глаз ее слеза истомы праздной

На этот грустный шар падет росой алмазной,

Отверженный поэт, бессонный друг ночей,


Тот сгусток лунного мерцающего света

Подхватит на ладонь и спрячет в сердце где-то

Подальше от чужих, от солнечных лучей.

На мгновение она почувствовала состояние, подобное невесомости. Уже парила над мостом, над рекой, сверкающей яркими желтыми отблесками, словно Луна рассыпалась на миллионы крошечных осколков, которые брызнули в разные стороны и теперь мерно покачивались на спокойной поверхности воды. А голос незнакомца продолжал звучать, обволакивая и успокаивая:


Зыбким светом облекла

Долы и кусты,

В мир забвенья унесла

Чувства и мечты.


Успокоила во мне

Дум смятенных рой,

Верным другом в вышине

Встала надо мной.


Эхо жизни прожитой

Вновь тревожит грудь,

Меж весельем и тоской

Одинок мой путь.


О, шуми, шуми, вода!

Буду ль счастлив вновь?

Все исчезло без следа –

Радость и любовь.

– Гете, – прошептала она, и приятная томная нега разлилась по всему телу. Это был дивный сон. Она очень устала, так давно не спала, и теперь ее глаза закрывались сами собой, а волшебные слова, словно сказочные ноты, музыкальные фразы, нежные аккорды звучали, обволакивая. Она открывала глаза, любуясь сумраком, мерным течением реки под мостом, набережной, уже не летела, но раскачивалась на волшебных качелях, а дивный голос все продолжал звучать:


Счастлив, кто бежал людей,

Злобы не тая,

Кто обрел в кругу друзей

Радость бытия!


Все, о чем мы в вихре дум

И не вспомним днем,

Наполняет праздный ум

В сумраке ночном.

Взгляд ее снова упал на спокойное течение реки. Та струилась, унося в прошлое всю ее жизнь, странную и никчемную, и так захотелось раствориться в этой ночи, в сверкающей воде. Сейчас она была частицей этого неба и Луны, отблесков фонариков на набережной, пьянящей свежестью воздуха и этих слов, строк, мерцавших в тишине. А причудливая тень рисовала отражение моста и ее крошечной фигурки, которая колыхалась на воде, словно живая. Только она одна, этот пустынный мост и волшебные слова, строки, звуки музыки. Только она одна и ее крошечная тень…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация