Взбаламутив чистую воду и нарушив тишину, лохры шустро добрались до одного из островков‑святилищ Снессы – кусков безжизненной скалы. Ракитушка вновь открыла рот:
– О добрый молоде…
И снова ей пришлось прерваться.
Потому что от оккупированного толпой вернувшихся к обрядам лохров островка донеслось немыслимо громкое:
– ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ… – а затем в дело вступил чей-то лохрячий и донельзя пронзительно-противный визгливый тенор: – Хе-е‑е‑ей, лалей-й‑й‑я‑я‑я… ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ…
– Ритмично стучат в бубны, – заметил я. – Кислотные такие фольклорные мотивы.
– Из года в год! – разъяренно прошипела Ракитушка. – О добрый молодец, твои деяния! Твои свершения! Они…
– ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ!!!
Плях! Из воды вынырнула улыбающаяся харя неизвестного мне лохра, находящего в явном подпитии. Он тут же всучил мне кувшин, приобнял за плечо, осмотрел трясущуюся от бешенства Ракишутку и удивленно спросил:
– Друг Росгард! А чего ты здесь? Здесь рыбы нет! Пойдем к нам! Сейчас будут танцы!
– Обязательно, – улыбнулся я, тут же делая небольшой глоток из врученной посудины. – Но сейчас есть еще дела, друг лохр.
– Ждем! – веско заявил представитель забавной расы, похлопал меня напоследок по плечу, покосился на трясущуюся Ракитушку и с плеском нырнул.
Забавные эти лохры – и не боятся ведь нападения обычных храмовых щук. А я бы побаивался: щука – это, конечно, не акула-монстр из шедеврального фильма «Челюсти», но страх вызывает такой, что хочется боязливо поджать ножки и ручки.
После убытия лохра Ракитушка немного еще помолчала, попыхтела, а потом так же молча указала пальцем на едва виднеющийся во внезапно сгустившемся тумане островок, заросший деревцами с длинными ветвями. И я понимал ее решение – раздающееся в воздухе «ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ!» становилось только громче, к ритму бубнов и барабанов добавились новые переливчатые вопли и дикие взрывы смеха. Лохры явно решили наверстать упущенное и принялись за святые ритуалы всерьез. Снесса, должно быть, блаженствовала.
Грести самостоятельно до нового места рандеву не пришлось: накатившая волна подхватила плотик и меня, мягко и быстро переместив подальше от источника шума. Ритмы лохров затихли, а вот перепуганное хныканье Афросия стало более явственным. Особенно заставляли морщиться тоненькие взвизгивания горе-рыбака.
По пути я вспомнил о еще одной проблеме и не стал тянуть с вопросом:
– Ракитушка, не твои ли храмовые щуки гонят рыбу на крючки ловцов моей рыболовной лиги?
– Нет, – последовал короткий и категоричный ответ. Я озадаченно замолк. Если не она, то кто?
Пока я думал, мы достигли выбранной девушкой точки для переговоров. Не дожидаясь очередного вступления от Ивовой Сестры, я перешел в наступление сам, указав на Афросия и спросив:
– Что делать будем?
В ответ тишина. Лицо Ракитушки тут же надулось обиженно, став похожим на мордаху крупной лягушки.
Я терпеливо выжидал, и наконец-то послышалось донельзя усталое и злое одновременно:
– Видеть его не могу!
В доказательство слов глаза сплетенной из ивовых побегов девушки выпорхнули из глазных орбит и обиженно улетели в туман. Я тут скоро заикой стану. Вроде милое доброе озеро, радостные люди и лохры, но в противовес всему этому густой белый туман и летающие в этом мареве светящиеся глаза.
– Настрадался он вдосталь, – заметил я. – Одно дело, когда щука по пятам следует. И другое, когда чудище темное вот-вот пятки отгрызет.
– Осквернил и ограбил святилище он! Убил и сожрал храмовых щурят! Детей Зубравы!
Едва Ракитушка упомянула пожранных щурят, как метрах в трех от хлипкого плотика бугром прошел водяной вал, мелькнула на секунду костистая большая спина. Не дай боже, тяпнет сейчас меня за ляжку! Такой вот странный подспудный страх. Как представлю, сколько огромных щук сейчас затаилось у дна и смотрит на меня снизу вверх, так дрожь пробирает: как игроки не боятся играть расой ахилотов?
– Убил, ограбил, – признал я. – Но наказание понес великое он. Куда больше? Или убить рыбака Афросия хочешь, Ракитушка?
– Темных дел творить нельзя! – вздрогнула Ивова Сестра всем телом. – Жизнь отнимать нельзя!
– Отлично, – с облегчением кивнул я. – Тогда что же дальше? Напугаешь Афросия еще сильнее – и помрет он. Прошу тебя, Ракитушка Славная, пощади уже Афросия дурного, хватит пугать и гонять его. Раскаялся он уже.
– Раскаялся я уже, – в голос прорыдал Афросий, вцепившись пальцами в волосы. – Раскаялся!
– Пусть вернет украденное! Предметы священные!
– Вернешь? – вздохнул я, глядя на рыбака.
– Да не знаю я, где они! Не ведаю того! – возопил внезапно Афросий, вскакивая на ноги и начиная дубасить себя ладонями по лбу. – Не помню! Не помню! Не помню, где схоронил! Не помню! Голова дурная! Голова пустая! Как ни тужусь – ничего на ум нейдет! Не помню я, куда спрятал! Давно бы уж отдал! Вернул бы я давно! Покаялся бы на коленях! Но не знаю я, где схоронил! Не ведаю! Все, все как в тумане, густом и хохочущем.
– Чтоб тебя, – устало и зло выдохнул я. Новое осложнение.
А ведь мне следовало догадаться, что вот так просто не получится, что обязательно сыщется пара подводных камней.
Как можно не знать, не ведать и не помнить, где ты спрятал украденное добро? А ответ прост – он алкоголик, запойный пропитой рыбак, заливший себе и глаза, и мозги. Хотя про туман густой и хохочущий он, конечно, красиво сказал, прямо от души, метафорично и критично… образованные нынче рыбаки пошли.
– Все как в тумане, – раскачивался несчастный рыбак. – Во мгле… вижу урывками, вижу обрывками… вот перчатка серебряная… вот чаша золотая… а там, у камня истукан, что держит свиток… и камни вижу я сырые… червей в избытке… пьяный хохот… грохот гулкий…
Сделав стойку, словно водоплавающий охотничий пес, я замер и обратился в слух. Продолжай, Афросий, продолжай вспоминать.
– Надев корону золотую, налив вина в богату чашу, сижу вверху я, пью, смеюсь, гляжу на танцы дики… затем встаю, танцую… хочу я к ним, хочу веселья, но между нами есть вода… потом туман! И я на бреге… а где схоронка? Того не ведаю я! Не ведаю! Не помню!
– Нехило, – подытожил я. Рыбак в золотой короне, сидящий наверху и смотрящий на дикие танцы, проходящие на сырых камнях и в присутствии избыточных червей, пьяного хохота и гулкого грохота. Он хочет к ним, но между ними вода.
– ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ-ДУЦ, – донеслось до нас с порывом ленивого ветерка.
Так…
– Ракитушка славная, – натянул я лыбу. – Тут дом твой. Твои пенаты. Подскажи, добрая душа, нет ли среди Игл Ерша высокого скалистого островка? Такого, чтобы прямо рядом со святилищем богини Снессы.
При озвучивании имени «Снесса» Ивова Сестра снова вздрогнула, поежилась, но все же пересилила себя, склонив голову призадумалась и спустя минуту ответила:
