С досадой хлопнув дверью своего кабинета, Аристарх направился в лабораторию. Разумеется, бытовое электричество было подключено, но сколько бы он невротически ни дергал рубильник промышленной сети – лабораторная аппаратура оставалась обесточенной. Запитаться от обычной электросети? Чушь, она не выдержит нагрузки…
За неделю Аристарху удалось оптимизировать собранную на стенде схему. Теперь интересующие его блоки могли свободно отключаться и убираться в угол или под верстаки, подальше от посторонних глаз. При этом на стенде оставалась первоначальная схема, все еще проходящая калибровку – если верить дневным рабочим записям в лабораторном журнале. О турбулентности он уже даже не вспоминал, все свободное время посвящал изучению параллельного мира и упрощению способа перемещения в него.
Правда, полноценным изучением это можно было назвать с натяжкой.
Во-первых, исследуемое пространство было по-прежнему ограничено мрачным каменным помещением. С одной стороны, Гранин осторожничал. Конечно, хотелось выйти наружу и осмотреться, понять, что это за мир и кто его населяет, но удаляться от «лаборатории» с включенной схемой Аристарх пока опасался. С другой стороны, материала для предварительного знакомства и здесь хватало с избытком.
Во-вторых, собственно изучению мешали фантастические трансформации, происходящие с научной аппаратурой, которую Гранин пытался пронести с собой. Элементарный градусник (даже не специализированный, а обычный уличный, измеряющий температуру воздуха за окном) в момент перехода превращался в термометр Андерса Цельсиуса
[11]
с перевернутой шкалой. Невзирая на холод, который Аристарх, даже утепляясь, ощущал буквально каждым сантиметром кожи, «шведский термометр» настойчиво показывал семьдесят два градуса. Механический анероид, фиксировавший в Академгородке показания в районе семисот двадцати миллиметров ртутного столба, в параллельном мире выглядел старинным жидкостным барометром, упорно указывающим «сушь». Компас внешне оставался компасом, но его стрелка вообще никак не реагировала на положение прибора в пространстве, словно магнитное поле здесь отсутствовало. (К слову, морской секстан, который Аристарх видел на грубо отесанных полках в лаборатории другого мира, упрямо указывал вместо севера юго-запад.) С более сложными приборами творилась не менее загадочная чертовщина. С третьего раза Гранин научился протаскивать с собой фотоаппарат, вот только проявленная пленка не могла порадовать ничем, кроме черноты. Любопытства ради начальник лаборатории брал с собой амперметры, вольтметры, инфразвуковые частотомеры и плотномеры. Видоизменяясь, они переставали напоминать самих себя, однако стрелки их покачивались возле определенных делений, и Аристарх усердно, скрупулезно записывал в тетрадь все показания, что бы они ни значили. Цифры можно будет проанализировать потом, а сейчас самое главное – собрать как можно больше информации. Несколько раз случалось так, что, задержавшись со сбором данных, замешкавшись, Гранин возвращался в свою лабораторию в полуобморочном состоянии – настолько выматывало пребывание в ином мире.
Разумеется, он много размышлял над феноменом трансформации, противоречащим всем мыслимым физическим законам. Единственный аналог, который Аристарх мог подобрать, был из области психиатрии: так мозг, сталкиваясь с неожиданным явлением, незаурядной или предельно неприятной ситуацией, чрезмерно неправдоподобным или страшным объектом, преобразует передаваемую глазом картинку в знакомый, привычный, приемлемый образ. Срабатывает внутренняя защита – и мозг интерпретирует информацию так, как ему удобно или выгодно, но совсем не так, как оно есть в действительности. Гранину не хотелось думать, что проблема – в нем самом, поэтому он принял за аксиому то, что не его психика, а именно иное пространство визуально преобразует чуждые для себя предметы в нечто, максимально приближенное по своей сути или назначению. Оптический эффект такой. Ведь полупроводниковый лазерный агрегат, установленный на экспериментальном стенде в родной лаборатории, не переставал быть лазерным агрегатом – просто из-за границы, разделяющей два пространства, он виделся диковинным автогеном. При этом сам Гранин прекрасно знал, как должна выглядеть установка, его мозгу вовсе не требовалось замещать одну картинку другой. А вот в параллельной реальности, похоже, до открытия лазеров оставалась еще добрая сотня лет, посему и подсовывал иной мир гостю совсем другой образ.
Он пробовал перенести оттуда различные образцы, начиная с проб воздуха в пробирке и заканчивая отколотыми от стен кусочками каменной кладки и синеватым растением, активно реагирующим на каждое появление ученого. Увы – воздух при анализе оказывался самым обычным, каменная крошка в родном мире обращалась известковой и кирпичной пылью с чешуйками алкидной эмали, которой были выкрашены помещения в институте. А синий мох вообще бесследно исчезал при обратном перемещении.
Несмотря на то что время в двух реальностях текло по-разному, ночей Аристарху все равно не хватало. Слишком много всего хотелось узнать и попробовать. Он уговаривал себя действовать планомерно, не забегая вперед и не нарушая ход намеченных экспериментов. Скажем, он раз за разом проверял и убеждался в неизменности целебных свойств неприветливого мрачного мира: синяки и свежие порезы, которые Гранин намеренно наносил себе, практически мгновенно исчезали, затягивались, стоило лишь приложить к царапине или месту ушиба ладонь. Кончики пальцев коченели вдвое интенсивнее – но оно того стоило.
Он видел и мог проходить сквозь большинство стен. Он преодолевал длинный институтский коридор за доли секунды и мог наблюдать, как в фойе завязший во времени вахтер пытается донести до выпяченных губ большую кружку с чаем. Аристарха, смутно помнящего о служебной записке, поданной ветераном войны и героем труда товарищем Мурзиным в партком, так и подмывало недобро пошутить: забрать кружку и вложить вместо нее в руку старика что-нибудь мерзкое. Вот, наверное, воплей будет! Но до осуществления дело так и не дошло, а теперь и вовсе неизвестно, дойдет ли когда-нибудь. Без предельной нагрузки переход в другую реальность невозможен.
Вернее, пока невозможен. Все расчеты по энергетике Гранин вел, исходя из первичных условий – из тех самых, при которых впервые был запущен процесс. Так ли необходимы мегаватты для открытия небольшого портала в иной мир?
Разумеется, в перспективе ученому виделся портативный прибор, помещающийся в небольшом чемоданчике. Миниатюрная лазерная установка размером с ручной фонарь – не проблема, куда сложнее достать или разработать батареи повышенной емкости, которые позволят генерировать мощное электромагнитное поле необходимых параметров. Впрочем, еще пару дней назад думал Аристарх, все это придет позднее, когда Академия наук, а следом и весь мир узнает о его открытии, когда прославленному (благодаря Аристарху Филипповичу, конечно же!) Институту автоматики и электрометрии будет выделено дополнительное финансирование на изготовление «Прибора Гранина». Да что там институт! Разработке наверняка будет присвоена государственная секретность, как следствие – Гранина переведут в Москву, в знаменитый ФИАН, откуда он как изобретатель и руководитель темы станет наблюдать за технологами, инженерами-практиками и испытателями. Все силы, все ресурсы будут брошены на усовершенствование прибора!
