Его внимание привлек неяркий свет внутри лаборатории. Вернее, свет-то скорее всего был ярким, но «марлевая» стена делала его приглушенным: у мамы дома стоял торшер с тканевым абажуром – так вот он тоже окрашивал спальню в тусклые голубовато-стальные цвета, переиначивая разноцветье предметов на собственный манер. Аристарх пригляделся внимательнее – и не поверил глазам. Да что же это за карикатура такая?! Может, никакое тут не параллельное пространство, а всего лишь последствия удара головой, сильное сотрясение мозга, вызывающее галлюцинации?
Вместо экспериментального стенда внутри стоял массивный обеденный стол, будто перенесенный сюда из какой-нибудь корчмы семнадцатого века. Грубо отесанные и плохо подогнанные доски, потрескавшиеся и исцарапанные, были завалены пружинами, коваными шестеренками, графитовыми стержнями и прочим барахлом. Впрочем, не так уж завалены – в их расположении наблюдалась некая система, упорядоченность, будто неведомый чудак пытался воспроизвести экспериментальную схему, знакомую Аристарху до мелочей, при помощи подручных средств. На дальнем конце стола, там, где должна была находиться лазерная установка, стоял аппарат, больше всего напоминающий газовую горелку, а точнее – диковинный автоген. Расходящиеся под углом тонкие струи белого пламени с серой сердцевинкой упирались в полупрозрачный тюль, сквозь который Аристарха вышвырнуло из помещения во время аварии. Резервуар с раствором превратился в нелепую кадушку, в каких на селе обычно солят огурцы или квасят капусту. Вокруг стола, на почерневших от старости деревянных лавках, стояли приспособления не менее удивительные, чем газовый резак: Гранин узнал морской секстан и большой настольный барометр в корпусе, отлитом то ли из бронзы, то ли вообще не пойми из чего. Еще там были песочные часы и старинные хронометры с блестящими полукруглыми крышками, транспортиры и штангенциркули, несколько дисков Фарадея и примитивных вольтовых столбов. На месте генератора электромагнитного поля красовался резонансный трансформатор Тесла; «привязанные» к его верхнему отводу, по потолку неспешно и беззвучно гуляли ветвистые молнии разрядов.
Всему этому великолепию место было в музее… или в кабинете изобретателя конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века. Неужели Гранина зашвырнуло в прошлое?
Что-то еще было внутри лаборатории… какой-то неравномерный пунктир, висящий над полом. Осколки стеклянной трубки, застывшие в полете? Гранин доплелся до «марлевой» стены и остановился в сомнениях. Что – вот прямо так и шагать сквозь нее? Или лучше обойти, добраться до двери? Да есть ли в этом мире двери?!
Аристарх привычным безотчетным движением потянулся к лысине и вдруг замер – с его локтя обильно текло. Грязно-серые (не красные!!!), крупные, вязкие капли образовали небольшую лужицу возле его ног. Над лужицей, будто марево, дрожало и клубилось нечто, состоящее из отдельных полупрозрачных темных и светлых струй. К этим струйкам и сгусткам тянулись заросли мха со стен, ползли по шершавой щебенке пола – и отшатывались, обугливались, умирали…
Гранина замутило – от боли, от слабости, от нехватки воздуха, от нереальности происходящего, от вида своей почти черной крови. Рана возле локтя была длинной и глубокой – не только кожа, но и мягкие ткани разошлись, распоротые чем-то острым. Непроизвольно он схватился за разрез здоровой рукой, сжал рану. Ему необходим доктор, ему необходимо выбраться в свой родной мир!
Теряя остатки сил, Аристарх испуганно завертелся на месте. Что делать, куда бежать?!
– Эй! – закричал он, приходя в ужас от того, как звучит его голос в студеном каменном коридоре этой пародии на институт. – Кто-нибудь!
Ему показалось, что в дальнем конце коридора кто-то есть: человек, скрытый в сером мраке, выставил на свет плечо и колено – да так и замер. Наблюдает? Прячется?
– Эй! – снова крикнул Гранин, рванулся в ту сторону и…
И вывалился в ярко освещенный коридор родного института.
За стеной, ставшей вновь твердой и непрозрачной, что-то звенело, грохотало и рушилось. Плечо и колено сдвинулись с места и превратились в бегущего навстречу Гранину вахтера.
– Аристарх Филиппович, с подстанции звонили, там перепады напряжения… Ой! А что с вами?
– Со мной… – Гранин, еще не пришедший в себя после мгновенного перемещения в реальный мир, тупо смотрел на подбегающего вахтера. – Мне помощь нужна!
Приподняв руку, он продемонстрировал разорванный и окровавленный рукав халата. Хотел попросить хотя бы временно перетянуть плечо жгутом, чтобы рана не кровоточила настолько сильно, и вдруг понял, что между пальцев уже не течет, да и локоть уже не болит. Осторожно, не делая резких движений, он отнял ладонь от раны и обомлел: вместо уродливо рассеченных мышц – тонкая розовая полоска зажившей кожи.
– Это где ж вы так перепачкались? – с интересом разглядывая липкую и красную руку Гранина, спросил вахтер и цыкнул зубом. – И халат порвали… Банку с краской, что ли, неудачно открыли? – За стеной в последний раз что-то грохнуло, и вахтер вновь навострил уши: – А там-то что творится? Аристарх Филиппович, упало ведь что-то, а?
Гранин молча прошел мимо него и, приоткрыв дверь, заглянул в лабораторию. Там творился кошмар.
Ближайшие к стенду верстаки разметало, будто кто-то швырнул гранату. Осколки стекла устилали пол за стендом, из лопнувшего резервуара толчками выливалась жидкость, натужно гудели насосы, искрил генератор, пахло оплавившейся изоляцией, химическим каким-то смрадом, дымом… Протянув руку, Аристарх дернул рубильник, обесточивая все приборы, всю лабораторную аппаратуру.
– Никак, авария? – благоговейно выдохнул вахтер, через плечо ученого заглядывая внутрь. – Ох, мамоньки, что ж теперь будет-то?
Гранин взял себя в руки.
– Ничего не будет, милейший. Я разберусь. Возвращайтесь на свое рабочее место.
– А как же помощь? Вы же сами сказали, Аристарх Филиппович, что помощь требуется!
– Я передумал. Сам справлюсь. Ступайте, говорят вам!
Обиженно поджав губы, старик удалился.
Только затворив дверь, Аристарх позволил себе расслабиться. Пара фраз, сказанных вахтеру, далась ему так тяжело, что над верхней губой предательски выступила испарина. Прислонившись спиною к косяку, он пару минут дышал открытым ртом, а потом, поняв, что не может унять дрожь в коленях, медленно, «по стеночке» съехал на пол.
Тряслись пальцы, кожа на щеках и темени словно окаменела, сердце бухало громко и раздельно. Голова болела невыносимо – видимо, и последствия удара сказывались, и полный разброд в мыслях. Что произошло? Что случилось? Действительно ли он побывал в каком-то ином мире? Или увиденное – плод воображения, бред травмированного мозга? Но если Аристарх бредил – как он оказался снаружи? Упал, ударился головой о стену, поднялся и, не осознавая себя, вышел из лаборатории? А там, в коридоре, ему полегчало и… Кровь! Разорванный и окровавленный халат! Издалека кровь можно принять за краску, но сам-то Аристарх прекрасно понимал, чем испачканы его пальцы! Откуда же она так обильно текла? Из раны на предплечье, которая сама собою превратилась в тонкий шрам. Или не сама собою? Может, подобная регенерация – одно из свойств того пространства, в котором он оказался?
