К сожалению, из прочих стражей в нужной степени владели гламором только двое — Рис и Гален. Оба они пойдут со мной, но этого мало. Я достаточно знала Дойла и Холода, чтобы знать их мнение, не спрашивая. Раз они со мной не идут, мне нужно больше двух телохранителей. Шолто уже в пути, но кто еще? Вместо того, чтобы приятно провести время, мы почти все утро спорили, кто пойдет со мной.
Рис сказал:
— Шаред и Догмела владеют гламором почти на моем уровне.
— Но они с нами всего несколько недель, — возразил Холод. — Им нельзя доверить личную охрану Мерри.
— Рано или поздно их придется испытать, — ответил Рис.
— Они состояли в карманной гвардии Кела всего месяц назад, — сказал Дойл, следивший с края кровати за тем, как я одеваюсь. — Я не спешу доверить им охрану жизни и здоровья Мерри.
— Я тоже, — сказал Холод.
— Они хорошо несут службу здесь, в пляжном доме, — заметил Баринтус, стоявший у закрытой двери.
— Здесь они только часовые, — отмахнулся Дойл. — На часах постоять кто угодно может. Личная охрана — совсем другой уровень ответственности.
— Либо мы им доверяем, либо пора отсылать их прочь, — сказал Рис.
Дойл с Холодом переглянулись, после паузы Дойл сказал:
— Я не настолько в них не уверен.
— Тогда доверь хотя бы некоторым из них охранять Мерри, — предложил Баринтус. — Они уже начали думать, что им никогда не будут доверять из-за их связанного с Келом прошлого.
— Откуда ты знаешь? — спросила я.
— Они веками служили королеве и принцу, им нужен командир. Ты их слишком часто отсылаешь сюда, им поневоле приходится подчиняться мне.
— Но ты ими не командуешь, — сказал Рис.
— Нет, командует ими принцесса, но ваше желание держать их на расстоянии ради предосторожности создает вакуум власти. Они напуганы новым для них миром и не понимают, почему Мерри не возьмет часть из них во фрейлины.
— Это человеческий обычай, который переняли в Благом дворе, — отмахнулась я. — У королевы Неблагого двора фрейлин нет.
— Это верно, но из тех стражниц, кто перешел к тебе, многие дольше прожили при Благом дворе, чем при Неблагом. Они обрадуются знакомому обычаю.
— А не ты этому знакомому обычаю обрадуешься? — спросил Рис.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Понимаешь. — Тон у Риса был даже слишком серьезный.
— Нет, не понимаю.
— Тебе не идет напускное простодушие, морской бог.
— Тебе тоже, бог смерти, — сказал Баринтус с ноткой раздражения в голосе. Не то чтобы злости — я еще ни разу не видела, чтобы он по-настоящему злился, но все же между ним и Рисом появилось некоторое напряжение.
— В чем дело? — спросила я.
Ответил мне Холод.
— Из твоих приверженцев эти двое самые могущественные.
Я повернулась к нему.
— И какое это имеет отношение к их неладам?
— Они заново обретают силу и начинают пробовать рога, как бараны по весне.
— Мы не животные, Убийственный Холод.
— Поэтому ты мне напоминаешь, что я не урожденный сидхе, а также что я не приплыл на берега нашей прежней родины среди прочих детей Дану. Напоминаешь, всего лишь назвав старым прозвищем. Да, я был Убийственным Холодом, а прежде и того меньше.
Баринтус молча на него смотрел. Потом сказал:
— Возможно, я и впрямь до сих пор расцениваю как низших тех из сидхе, кто вышел из малых фейри. Я этого не хотел, но и отрицать не могу. Мне тяжело видеть тебя супругом принцессы и одним из будущих отцов ее детей, притом что тебе никогда не поклонялись и был ты прежде не более чем мелким духом, расписывающим окна узорами.
Никогда не подозревала, что Баринтус не ставит наравне урожденных сидхе и тех, что начинали жизнь как малые фейри. Я даже не пыталась скрыть свое удивление.
— Ты никогда ничего подобного не говорил, Баринтус.
— Я был бы рад любому отцу твоих детей, если бы он возвел тебя на трон, Мередит. Мы потом сумели бы упрочить твое положение.
— Ты ошибаешься, Баринтус. Если бы я приняла корону, на меня продолжались бы покушения, и кто-то из нас их бы не пережил. Неблагой двор никогда меня не примет.
— Мы бы заставили их признать твою власть.
— Ты все время повторяешь «мы», Делатель Королей. Кто эти «мы»? — спросил Рис.
Мне припомнилось вчерашнее предостережение Риса.
— Мы — это мы. Принцесса и ее знатные приверженцы.
— Кроме меня, — отметил Холод.
— Я так не говорил, — сказал Баринтус.
— Но подразумевал? — спросила я, протягивая руку Холоду. Прямой и гордый, он встал рядом со мной, я прислонилась головой к его ноге.
— Правда ли, что тебя короновала сама страна фейри с благословения лично Богини? — ответил он вопросом. — Точно ли ты носила корону Луны и Сумерек?
— Да.
— А Дойл точно был увенчан короной Терна и Серебра?
— Да, — сказала я, поглаживая пальцем руку Холода и чувствуя под щекой успокаивающую твердость его бедра.
Баринтус закрыл руками лицо, словно ему невыносимо стало на нас глядеть.
— Да что с тобой? — спросила я.
Он сказал, не отнимая рук от глаз:
— Ты ведь победила, Мерри, неужели ты не понимаешь? Ты завоевала трон, а ваши короны заставили бы замолчать любого несогласного.
С глубоко несчастным видом он опустил руки.
— Ты напрасно так в этом уверен.
— Даже сейчас, у меня на глазах, он рядом с тобой — тот, ради кого Ты отдала все.
Я наконец поняла, что выводило его из себя, — или подумала, что поняла.
— Ты расстроен, что я пожертвовала короной ради жизни Холода.
— Расстроен, — повторил он и саркастически рассмеялся. — Нет, я бы так это не назвал. Если бы такая милость была дарована твоему отцу, он бы знал, как следует поступить.
— Мой отец на долгие годы покинул страну фейри, чтобы спасти меня.
— Ты — его ребенок.
— Любовь есть любовь, Баринтус. Что родительская, что любая другая.
Он презрительно фыркнул.
— Женщина. Наверное, для тебя такие материи могут стать мотивом. Но ты, Дойл? — Он повернулся к черному стражу. — Ты, Дойл, отдал все наши мечты за жизнь одного сидхе. Зная, что станется с двором и всем нашим народом при безумной королеве и династии без наследника.
— Я ожидал либо гражданской войны, либо убийства королевы, и затем смены династии.
— Как ты мог поставить единственную жизнь выше блага всего твоего народа?
