От предчувствия беды волосы у него на затылке встали дыбом.
– Сюда, милорд, – спокойно сказал лакей.
Филипп последовал за ним и остановился только в фойе. Пол здесь был выложен плиткой, как шахматная доска.
Его лакей Рамзи ждал у дверей, освещенный лишь двумя высокими фонарями, свет которых практически обесцвечивал его лицо. На пол вокруг Рамзи стекали капли дождевой воды.
В ушах у ла Вея зашумело.
– Что-то с миссис Фонтейн? – резко спросил он.
Его вопрос удивил лакея.
– Нет, милорд. Видите ли, милорд, мне неловко беспокоить вас. Я не сделал бы этого, если бы…
– Давайте же, Рамзи, договаривайте!
– Юный мистер Фонтейн пропал.
Сердце Филиппа сжалось.
– Джек? – хрипло спросил он.
– Миссис Фонтейн пошла проведать его после обеда, но его не оказалось в постели. Мы обыскали весь дом. Мы то и дело звали его. Мы даже… – Рамзи с трудом сглотнул, – заглянули под лестницу… на случай, если…
Филипп предостерегающе замотал головой. Окончание предложения ему хотелось услышать не больше, чем лакею договаривать его.
Шум в ушах Филиппа стал громче, а сердце застучало так, как сапоги солдат стучат по площади на военном параде. Он мгновенно и почти осязаемо ощутил ужас Элайзы, словно это был приближающийся шторм или змея, обвившая сердце. Ла Вей узнал в себе ту холодную ярость, которая постигнет кого угодно, вселенную или судьбу, если те дерзнут причинить вред ей или Джеку.
Он все сделает правильно.
– Миссис Фонтейн известно, что вы здесь? – спросил он.
– Нет, милорд. Она не позволила бы мне побеспокоить вас. Поэтому я ушел, не сообщив ей об этом. Она все еще обыскивает дом и зовет мальчика по имени… – Рамзи вздохнул.
Подняв руку, Филипп быстро сжал плечо лакея.
– Вы поступили правильно.
До революции ничего подобного ни один из ла Веев не сказал бы лакею и не сделал.
До Элайзы Фонтейн.
Какое-то смутное предположение зашевелилось в его голове, и Филипп сосредоточился на нем, словно это была его добыча на охоте.
– Это так не похоже на мистера Джека, – заметил Рамзи. – Прошло уже почти два часа, милорд. Хотя, возможно, и больше. Мы точно не знаем. Миссис Фонтейн обезумела, лорд Ла Вей. – Голос Рамзи чуть не сорвался. – Трудно это вынести, милорд. Знаете, миссис Фонтейн нам нравится. Она так добра ко всем нам.
– Филипп?! – раздался раздраженный голос – голос Александры. Застучали каблучки по полу фойе у него за спиной.
– Минуту! – сказал он резко, отмахиваясь от нее, как от комара, и едва ли осознавая, что так заговорили бы с ним все, кого он знает. Ла Вей думал.
Впрочем, удивленный возглас Александры свидетельствовал о том, что она не полностью оценила ситуацию.
– Я не ваш подчиненный и не один из этих грязных варваров на вашем корабле, Филипп! – отчеканила леди Придо. – Вы не имеете права говорить со мной таким тоном.
– Минуту! – повторил Ла Вей.
Ему было все равно, с кем он говорит, он сказал бы то же самое самому королю.
Филиппу удалось наконец ухватить суть своей идеи.
Он тут же взялся за дело – его приказания были быстрыми, жесткими, яростными и неоспоримыми.
– Я знаю, где он. Отправляйтесь за миссис Фонтейн и привезите ее в церковь, Рамзи. Немедленно! Немедленно, парень!
Развернувшись, лакей бросился выполнять распоряжение принца с такой скоростью, будто им выстрелили из пушки. За спиной у ла Вея стоял тот самый лакей, который сообщил ему о срочном деле. В руках он держал плащ принца, и тот быстро накинул его на плечи.
Схватив один из настенных фонарей, Филипп выскочил за дверь.
– Филипп…
Голос Александры вполне можно было принять и за шум ветра.
Глава 23
Стояла непроглядная тьма, звезды и луна скрылись за плотной и грозной дождевой тучей. Потоки обрушившегося на принца дождя быстро загасили фонарь.
Ла Вей несся вперед огромными скачками – по низинам, в темноте. Его сапоги вязли в грязи. Он ничего не чувствовал. Не ощущал боли. Собственное дыхание ревело у него в ушах. Дом викария казался таким близким и в то же время ужасно далеким.
Филипп ни разу не остановился, пока не подбежал к колокольне, дверь в которую, как он и предполагал, была открыта.
Потом он гигантскими прыжками стал подниматься к колоколам по винтовой лестнице, преодолевая враз по две ступени, ведомый вперед интуицией, а не чем-либо еще. Оказавшись наверху, Ла Вей остановился, переводя дыхание.
Он замер и прислушался. Увидел огромную спокойную махину колокола. Услышал стук дождя по стене, услышал, как ветер прорывается сквозь щели.
А потом до него донесся тихий шорох, сопровождаемый сопением и тихими всхлипываниями.
Там, у стены, сидел Джек.
От внезапного облегчения кровь почти отхлынула от головы Филиппа. Он упал на колени.
– Мистер Джек. Ты ранен?
– Добрый вечер, Великан, – шмыгнув носом, ответил мальчик. – Нет. Я не плачу.
Повернувшись, Ла Вей пересел ближе к ребенку и, прислонившись к стене, стал хватать ртом огромные порции воздуха.
– Нет, конечно, – задыхаясь, сказал он.
– Я не смог зазвонить в колокол, – объяснил Джек. Он опять засопел. – Я попытался. Но он меня не послушался. Я ничего не могу. И ничего не достигну.
– Ох, мистер Джек! Я знаю, такое разочаровывает. Нам очень многого приходится ждать в жизни, и запастись терпением – одна из самых трудных вещей. Даже сейчас я все еще жду, когда смогу сделать задуманное, а ведь я уже взрослый мужчина. Кстати, почему бы тебе сейчас не согреть для меня мой сюртук?
Филипп стряхнул на пол промокший плащ, а затем сбросил с себя сухой сюртук и закутал в него Джека. Голова ребенка смешно выглядывала из кучи темной шерсти с блестящими пуговицами.
Некоторое время они сидели в полном молчании. Прерывистое дыхание Филиппа эхом разносилось в колокольне.
– Великан! – наконец позвал Джек.
– Да, мистер Джек?
– А что такое бастард?
Филипп закрыл глаза: «О Боже!»
У него было такое чувство, будто его снова искололи ножами.
– Бастард, – медленно заговорил принц, – это человек, который хочет сделать кого-то несчастным, говоря ему что-то неприятное, недоброе. Вот кто такой бастард, – с ударением на последнем слове заявил он. – А где ты услышал это слово?
– Его сказала Колетта из академии мисс Эндикотт. Она такая красивая, Великан. Но она говорит, что бастард – это тот, у кого нет отца и кто ничего не достигнет в жизни. И еще она сказала, что бастард – это я.