Книга Фотография с прицелом, страница 75. Автор книги Виктор Пронин

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Фотография с прицелом»

Cтраница 75

– Ну? – обернулся к нему Квардаков.

– Не меньше сотни. А то и больше.

– Не может быть! – счастливо воскликнул Квардаков. – А я уже боялся, что рухлядь вручаю. Света, ты должна обязательно угостить меня хотя бы одним блюдом, приготовленным по рецепту из этой книги. Открываю наугад… Ну, вот хотя бы этим… На обед тебе придется приготовить суп из рябчиков или фазанов с шампанским, к нему гренки с сардинами и пирожки с фаршем из телятины… Вино нам советуют знающие люди такое… Херес, мадера, портвейн белый… Прошу заметить – это на первое. Переходим ко второму… Филей из серны или лося, но портвейн уже красный, можно портер, не возбраняется шато-лафит. Любители могут отведать майонез из цельной фаршированной рыбы с соусом, а из вин к этому блюду более всего подходят мозельвейн, бургундское, сотерн или рейнвейн… Вы такого не слышали? Жаль.

– Хватит, Борис, – сказал Анфертьев. – Нет сил!

– Нет-нет, пусть продолжает, – остановила его Света.

– Ребята! Впереди еще десерт! Итак… Каштаны с красным вином, подойдет рейнское, шато-д’икем, можно и мускат-люнель, на худой конец – токайское. Идем дальше… это все обед… Пуш-гляссе лимонный с мараскином… Ну и закуска – жаркое из рябчиков с салатом и шампанским, а для дам – мороженое тутти-фрутти или желе из ягод и фруктов… А для беседы – фрукты, чай, кофе, а к ним – коньяк, ром, ликеры… Ну как, Света? Справишься?

– О, нет ничего проще! Продукты ваши, работа моя!

– Заметано! – вскричал Квардаков, и в этот миг никто бы не мог заподозрить в нем заместителя директора завода.

Потом они шли к троллейбусу дворами и переулками, прячась за выступами домов и за зелеными насаждениями, за водосточными трубами и театральными афишами, за газетными витринами и журнальными киосками, передвигаясь короткими перебежками по всем правилам военного искусства. Только в одном месте им пришлось прибегнуть к ползанию по-пластунски – когда они пересекли совершенно открытую дорожную магистраль, а подземным переходом воспользоваться не могли, там стоял наряд милиции. Они избегали встреч с милицией, поскольку от них пахло калужской водкой, грузинским вином и японским виски, которым угостил их на посошок неугомонный хозяин. С Квардаковым, оказалось, можно было смело идти в разведку – без потерь он вывел свою группу незамеченной к троллейбусной остановке, замаскировал всех в придорожных кустах и, когда до приближающегося троллейбуса оставалось не более десяти метров, выскочил на дорогу, дав понять водителю, что неплохо бы на этой остановке остановиться. А едва захлопнулась дверь, едва Анфертьев и Света успели проскочить в этот светящийся ночной аквариум, как из подземного перехода выскочили несколько милиционеров и рассыпались в цепь, захватывая остановку в кольцо. Но они опоздали – троллейбус уже тронулся, а Квардаков как сквозь землю провалился. Исчез.

Автор знает, куда он делся, конечно же, не сквозь землю – рухнул наземь, вкатился под скамейку и замер там, как может замереть человек, спасающий свою жизнь. И лишь когда патруль скрылся за углом, Квардаков ожил, выкатился из-под скамейки, отряхнул с себя окурки и отправился домой.

Лето оказалось жарким и душным. Москва опустела, все, кто мог уехать, уехали. Подчуфарин отбыл на юг и через день звонил Квардакову, интересовался выполнением плана, обязательствами, производительностью труда и другими очень важными делами. И Квардаков вынужден был постоянно сидеть в кабинете, на случай если из Гагры позвонит Подчуфарин и спросит о ремонте бульдозера или экскаватора. Без этого и море ему не море, и пальмы не пальмы.

– О, море в Гаграх, о, пальмы в Гаграх, – напевал Квардаков в своем кабинете. Он сидел, подперев щеку кулаком и с невыразимой тоской глядя в стенку. Рукава его рубашки были закатаны, разморенный жарой мохнатый пиджак висел на спинке стула поникше и безвольно.

Когда кончался рабочий день, солнце полыхало почти над головой, Анфертьев прогуливался по набережной Яузы в египетской маечке с собакой на груди и в затертых, а потому особенно приятных джинсах производства Венгерской Народной Республики. Часто его сопровождала Света. Она сшила себе потрясающее платье из серой мешковины, и Анфертьев рядом с ней чувствовал себя польщенным. Света загорела, собранные назад волосы открывали высокую шею, платье позволяло видеть плечи, спину, руки. Света любила жару. Иногда они подходили к ее дому и, убедившись, что сестры-старухи во дворе, а молодая семья расположилась на детской площадке, порознь проскальзывали в подъезд, ныряли в квартиру и запирались в комнате Светы до темноты, пока не улягутся старухи, не затихнут и молодожены с суматошным сыном. Только тогда Света тихонько поворачивала ключ, бесшумно открывала дверь – Анфертьев сам закапал машинное масло в петли. Он поспешно целовал Свету на площадке, нырял в лифт и проваливался, проваливался до утра. Но это было нечасто. Что-то мешало. Оба чувствовали в этих свиданиях нечто недостойное. И шли на них, когда нельзя было иначе, когда достоинство уже не имело слишком большого значения.

Анфертьев скользил взглядом по высокой шее Светы, вместе с потоками жаркого воздуха оказывался за отворотами изысканнейшей мешковины и возвращался счастливый, с затушенным взором.

– У тебя какая-то негуманная шея, – сказал он Свете.

– Это как?

– Ее нельзя показывать людям.

– Почему?

– От нее им плохо. Снижается производственная активность. Правда, повышается другая…

– Ты испорченный человек, Анфертьев.

– Ничего подобного. Я был испорченным, когда ничего этого не видел, не знал, не понимал. А сейчас ничего, исправляюсь.

– Знаешь, похоже, я тоже изменилась. Только не знаю в чем, как… Хорошо ли это…

Они остановились на мостике над рекой. Смотрели на воду, на проносящиеся по насыпи электрички, на черную громаду небоскреба, который вот уже лет десять стоял незаселенный. Все тридцать этажей его были пустыми, и не бегали по ним секретарши с папками, не стояли конструкторы за чертежными досками и начальники не сидели в своих кабинетах, поскольку при строительстве вкралась небольшая ошибка и дом стал медленно клониться набок. Как бывший шахтостроитель и маркшейдер, Анфертьев знал, что только нерешительность владельцев, которые никак не могут подобрать статью, чтобы списать неудачное сооружение, хранит его в московском небе, а то бы уже давно разобрали на блоки.

А на следующий день Анфертьев вот так же на этом самом мостике стоял с Вовушкой, рассказывая ему историю обреченного небоскреба. Вовушка приехал накануне вечером – постучал, протиснулся боком в приоткрытую дверь, поставил на пол предмет под круглым железным колпаком и виновато улыбнулся. Дескать, простите, дескать, больше не буду. Под железным колпаком оказался теодолит с лазерной приставкой, которая позволяла создавать светящиеся плоскости под разными углами к горизонту, позволяла измерять углы между домами, между звездами, между всеми видимыми и невидимыми предметами. Здесь, на мосту, Вовушкина лысина матово сверкала под московским солнцем, а в глазах мелькала какая-то шалая мыслишка.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация