– Будешь себя вести хорошо, я не скажу, что это ты убил Кучина, а произнесешь еще одно грубое слово в мой адрес, выдам тебя с потрохами…
– Но как, как ты это узнала? Кто тебе сказал?
– А помнишь, когда я была у тебя, тебе позвонила женщина и назвала тебя Павлом? Это была Троицкая или Зина? И записка на твоем столе: «Паша, позвони».
– Но я не убивал! Я никого не убивал! – нечеловеческим голосом орал обезумевший от страха Португалов. – Я здесь вообще ни при чем!..
Юля выбежала на свежий воздух, вздохнула полной грудью и, показывая Чайкину свою добычу на вытянутой в победоносном жесте руке, вернулась к нему в машину.
– Леша, все получилось! Теперь едем на Главпочтамт! И если Крымов без документов не мог это сделать, то мы – сможем! – она с любовью пригладила на его голове парик с черными волосами.
– Зря ты все это затеяла, – вздыхал взволнованный Чайкин, выруливая на маленькую улочку, ведущую к Главпочтамту. – Это я в пальто, кашне и черной шляпе мог бы еще сойти за Крымова, но лицо-то у меня совершенно другое! Мы сейчас влипнем с тобой…
Он действительно в парике и с голубыми линзами в глазах выглядел нелепо. Но и Юля уже не могла остановиться. Тем более что паспорт на имя Крымова она держала в руках: а что еще надо для того, чтобы получить письмо «До востребования»?
Но вдруг перед самыми дверями почты она остановилась как вкопанная и, резко повернувшись, посмотрела на несчастного и выглядевшего весьма уныло в одежде с чужого плеча Чайкина:
– Слушай, а ведь Крымов, когда звонил сюда, что-то говорил о схеме… Стой… Дело было так. Он позвонил мне из Парижа, я была дома. Мы разговаривали очень сумбурно, я расспрашивала его, каким образом в его машине оказались туфли Бродягиной, а потом, когда я хотела рассказать ему о смерти Берестова, он вдруг, словно опомнившись, что нас могут подслушать или вычислить номер его телефона, как-то сразу свернул разговор и, намекнув мне, чтобы я действовала по СХЕМЕ, бросил трубку… Я поняла, что он не хотел, чтобы кто-либо знал о том, когда именно он приедет в С., и, как бы опережая мой вопрос относительно этого, решил закончить разговор…
– Я не совсем понял насчет схемы… – Чайкин, привалившись к стене дома, обливался потом в черном пальто, похожем на крымовское. Забывшись, он даже промокнул золотистым (чужим, у кого-то одолженным) кашне вспотевшее лицо.
– Думаю, что он собирался послать мне письмо или телеграмму «До востребования», чтобы сообщить дату своего приезда… Но я закружилась, словом, забыла сходить на почту. – И Юля добавила, словно очнувшись: – Но и он, когда уже позже звонил мне (она покраснела, вспомнив, в какую минуту, где и с кем застал ее его последний звонок!), тоже ни словом не обмолвился о дате приезда и не напомнил мне о почте…
– Значит, – Чайкин уже начал расстегиваться, – значит, Земцова, он НЕ ХОТЕЛ, чтобы даже ты знала, когда именно он должен приехать.
– Правильно… Но вот Португалов об этом узнал, их люди, их система действует безотказно. И если поначалу им было сложно вычислить, где именно скрывается Крымов, то уж теперь, когда его имя засветилось в регистрационных авиасписках Внуково и С. – ского аэропорта, им ничего не стоило послать Аркадия встретить его…
– Земцова, мы идем или возвращаемся в машину, и я стаскиваю с себя это барахло…
И Юля, растерянно оглянувшись по сторонам, словно боясь, что за ними может кто-то следить, взяла Чайкина под руку, и они дружно вошли в полупустой зал Главпочтамта, подошли к окошечку, где выдавали письма «До востребования», и тут произошло чудо. В окошке Юля увидела свою одноклассницу, Олю Грачеву, которая прекрасно знала Крымова. Больше того, он нравился ей, а потому даже в состоянии сильного алкогольного опьянения ни за что не признала бы в жалком и раскрасневшемся актере Чайкине Крымова.
– Юля? – Оля искренне обрадовалась встрече и даже привстала со своего места, чтобы быть поближе к Юле и чтобы те несколько фраз, которыми они обменяются, не утонули в общем гуле зала. – Ужасно рада тебя видеть. Ты сейчас в Москве или где?
– И в Москве, и у нас, совсем закружилась… Оля, я не знала, что ты работаешь здесь, но раз уж так вышло, то будем считать, что тебя мне просто бог послал… Мне нужна твоя помощь.
– Я сделаю все, что потребуется, – дурачась, по-солдатски браво и весело ответила Оля и снова широко улыбнулась.
– Ты же знаешь Крымова?
– Спрашиваешь… Конечно, знаю. Ты продолжаешь работать с ним?
– В том-то и дело, что продолжаю. Но обстоятельства сложились таким образом, что его сейчас нет в городе… вернее… (тут она подумала о том, что Оля может случайно узнать, что Крымов в больнице: город маленький, и все про всех знают) он ранен и лежит в больнице, а сюда, к тебе, на его имя, да и на мое тоже, должны прийти письма… Может быть, даже бандероли. У меня есть его паспорт. Я могу получить все это ВМЕСТО НЕГО?
– Господи! Да конечно! Мне и паспорта никакого не надо. Я и так сейчас отдам все, что пришло… – и Оля склонилась над стоящим на соседнем столе деревянным ящиком с ячейками, расположенными в алфавитном порядке. – Вот, пожалуйста: письмо Земцовой, держи… А за этими двумя мне надо сходить, это, как ты и сказала, бандероли, подожди минутку…
Вскоре Юля быстрым шагом выходила из здания почты, прижимая к груди два коричневых толстых пакета и один конверт. Чайкин бежал следом. Оля Грачева продолжала улыбаться им вслед, не зная, что минуту назад держала в руках целое состояние…
Глава 18
«Женя, когда ты получишь это письмо, я буду уже далеко. Я не дождалась тебя, потому что в любой день могли прийти ко мне с арестом, а я не хотела рисковать. То, что случилось, должно было рано или поздно случиться, хотя хотелось, конечно, чтобы я выдержала свою роль до конца. Скажи спасибо своей подружке. Теперь что касается рукописи. Сейчас ты держишь в руках вторую часть этих бредовых записок, которые написал Кирилл. Думаю, то, что он задумал, рождалось в муках: кто мог подумать, что он так войдет в свою роль и станет чуть ли не святым!.. И все же уверена, что его рассудок повредился после смерти Марины. Как бы то ни было, но то, что он решил всех нас сдать, – поступок безумного человека. Когда ты вернешься, его уже не будет. А мне придется жить дальше. Постарайся меня понять и простить. А с записками поступай как хочешь. Я бы все равно не нашла покупателя на свою половину. Да и вообще, не понимаю, неужели на этом действительно можно сделать такие деньги. Что касается моей безопасности, то мне обещали обеспечить ее до самой границы, где меня встретят. А там я растворюсь, и никто обо мне ничего не узнает. С деньгами я не пропаду. А ты, если не боишься, продавай эту рукопись. Думаю, мы сделали правильно, разделив ее поровну: у нас было время на раздумье. В случае если ты все же решишься ее продать и она увидит свет, наше руководство будет думать, что это сделал перед смертью Кирилл. Так что – действуй. Возможно, я пришлю тебе письмо в Париж. Но это будет не скоро, когда все утрясется. Здесь и фотографии – ты будешь удивлен. Т.Т.
