Когда Панкин стал министром иностранных дел, он своей властью решил сократить число сотрудников разведки, которые пользуются дипломатическим прикрытием.
– Когда пришел в МИД, – вспоминает Борис Дмитриевич, – тут я секретов не открываю – просто ужас, сколько их оказалось. Да еще был такой спрут, как управление кадров: изучали, кто у вас бабушка, кто дедушка. С какой стати это должно делаться в нормальном цивилизованном обществе?
Он расформировал главное управление кадров Министерства иностранных дел и убрал оттуда всех сотрудников КГБ.
К министру Панкину приехал Шебаршин.
– Пришел буквально за два дня до собственного увольнения и сказал: вы правы, эти люди не разведчики, мы сами от них страдали, их надо убирать.
Начальник разведки стал показывать министру какие-то бумаги:
– видите, скольких мы уже сократили.
Панкин сказал Шебаршину:
– Я отдал приказ о том, чтобы все ваши люди из МИД ушли. Приказ издан два дня назад, а они все на месте.
Шебаршин все понял. Через час к Панкину зашел его первый заместитель Владимир Федорович Петровский:
– Борис Дмитриевич! Всех как ветром сдуло!
Панкин обещал разработать документ об условиях работы сотрудников разведки в загранпредставительствах. Но с уходом Панкина все это закончилось.
Генерал-лейтенант Шебаршин, как и все остальные заместители председателя КГБ, по указанию Горбачева написал подробную справку о том, что он делал в дни путча. Справки собирал бывший подчиненный Шебаршина в разведке генерал Геннадий Титов, которого Крючков в начале 1991 года сделал зампредом и начальником второго (контрразведывательного) управления.
Титов – наследник и друг Грушко, прошел его путем. Но генерал Титов не участвовал в августовских событиях, поскольку был в отпуске. По предложению Грушко Титова назначили председателем комиссии по расследованию деятельности КГБ в событиях 19–21 августа. Вероятно, Грушко надеялся на доброе отношение старого товарища.
Лично Шебаршина ни в чем не винили. Единственное, что он сделал, – это разослал во все заграничные резидентуры разведки документы ГКЧП. Подчиненные ему спецназовцы, которых на случай войны готовили к диверсионным действиям в тылу противника, так называемый Отдельный учебный центр Первого главного управления, в штурме Белого дома участвовать отказались.
Но особого доверия к Шебаршину тоже не было – все– таки его назначил Крючков, путчист номер один, который к тому времени сидел в «Матросской тишине».
25 августа, в воскресенье утром, Шебаршин написал новому председателю КГБ Вадиму Бакатину первый рапорт:
«19–21 августа с.г. я оказался не в состоянии дать правильную оценку действий Крючкова и других участников заговора и не сумел правильно ориентировать личный состав Первого главного управления, людей честных, дисциплинированных, преданных Родине. Прошу освободить меня… и уволить…»
Рапорт остался без внимания. У Бакатина были неотложные проблемы, разведка к их числу не относилась. Шебаршин сразу сказал, что он сторонник выделения разведки в самостоятельную службу, чтобы избавиться от «хвоста» КГБ. Бакатин с ним согласился. Однако стать первым главой независимой разведывательной службы Шебаршину было не суждено. Между Бакатиным и Шебаршиным возникла личная неприязнь. Они были схожи характерами – самоуверенные, резкие и не уважали друг друга.
Через три недели, в середине сентября, новый первый заместитель председателя КГБ Анатолий Аввакумович Олейников предложил свою кандидатуру на пост первого заместителя начальника разведки – полковника Владимира Михайловича Рожкова, работавшего в представительстве КГБ в ГДР.
Олейников объяснил Шебаршину:
– Председатель уже с ним побеседовал и остался беседой доволен. Он – за.
Приказ о назначении был подписан, минуя Шебаршина. Он возмутился и 18 сентября позвонил Бакатину. Бакатин недовольно ответил:
– Где вы были раньше? Я уже приказ подписал.
После короткого разговора на повышенных тонах Шебаршин сказал, что дальше так работать не может и просит освободить его от должности. Леонид Владимирович, вероятно, рассчитывал, что новый председатель пойдет на попятный. Но разозлившийся Бакатин решил, что его шантажируют, и возражать против отставки Шебаршина не стал.
В результате Шебаршин написал председателю КГБ новый рапорт:
«Мне стало известно, что на должность первого заместителя начальника главного управления назначен В. М. Рожков.
Решение об этом назначении было принято в обход Первого главного управления и его начальника. Вы лично не сочли возможным поинтересоваться моей позицией в этом вопросе, оценкой профессиональной пригодности тов. Рожкова.
В прошлом, как Вам известно, существовала практика назначения должностных лиц, в том числе и в Первое главное управление КГБ, под нажимом аппарата ЦК КПСС или по протекции. В последние годы ценой больших усилий эту практику удалось прекратить. С горечью убеждаюсь, что она возрождается в еще более грубой и оскорбительной форме – на основе личных связей, без учета деловых интересов. Эта практика, уверен, может погубить любые добрые преобразования.
Судя по тону Вашего разговора со мной по телефону 18 сентября с.г., Вы считаете такую ситуацию вполне нормальной. Для меня она неприемлема».
Этот рапорт был принят. Начальник секретариата КГБ позвонил Шебаршину и сообщил, что президент подписал указ о его освобождении.
Вадим Бакатин потом объяснял, что никакой личной заинтересованности в назначении полковника Рожкова, работавшего в представительстве КГБ в ГДР, у него не было – ему хотелось отправить в разведку человека со стороны, обновить руководящие кадры Первого главка.
Генерал-лейтенант Шебаршин в пятьдесят шесть лет стал пенсионером. Он прослужил в разведке тридцать лет, но выслуга составила тридцать восемь лет. В Пакистане, Индии и Иране служба шла из расчета полтора года за один календарный.
Евгений Максимович Примаков, который вскоре занял его место, предложил Шебаршину вернуться первым замом, считая, что такой опытный человек должен продолжить работу в разведке. Но Леонид Владимирович отказался: ему не хотелось возвращаться в Ясенево вторым человеком – после того, как он столько лет был там хозяином.
Евгений Примаков. Академик спас разведку
Евгений Максимович родился в Киеве 29 октября 1929 года. Но на Украине юный Примаков прожил считанные дни. Его перевезли в Тбилиси (тогда по-русски город назывался Тифлис), где он вырос и жил до 1948 года, пока не уехал в Москву учиться.
Его появлению на свет сопутствовали непростые семейные обстоятельства. Что заставило его мать срочно покинуть Киев? Можно только предполагать, что за решением Анны Яковлевны, взяв грудного младенца, проехать почти через всю страну и обосноваться в Тбилиси, стояла непростая жизненная драма. Практически ничего не известно о его отце. Самые близкие друзья утверждают, что Евгений Максимович об отце никогда не заговаривал. Считалось, что его отец стал жертвой сталинских репрессий и погиб. Расспрашивать его – даже в своем кругу – было не принято.
